Денис Юрин - Тайны Далечья

Сказал и тут же, сделав шаг назад, слился со стволом дерева, пропал, будто и не было его вовсе. А слова его последние, точно те же, что и братик ей на прощание сказал, как ни странно, снова девочку успокоили, сил ей прибавили. Страшно Танюшке, но и отступать уже поздно, сжала она кулачки покрепче да за волками сквозь лес двинулась. Шли они долго, тропинками путаными, чащами непролазными да болотами непроходимыми. Только с тропинок волки не сбивались, ветви да колючки, густо сплетенные, перед ними словно сами собой расступались, а на болотах светлячки-огоньки безопасную дорогу указывали. Хоть и устала девочка, но не было на ней ни царапины, даже обувка худая не промокла. Наконец, вышли они к большой поляне, со всех сторон лесом, словно стеной, окруженной. На краю поляны остановились волки как вкопанные, один из них повернулся к девочке и сказал: «Дальше мы не пойдем, дальше у тебя другой провожатый будет, выходи на поляну, он и объявится». Не успела Танюшка удивиться, что волки человеческим языком разговаривают, как повернулись они и растворились в темноте. Взглянула девочка им вслед, а лес за ними словно стеной сомкнулся, и нет у нее больше дороги, кроме как на поляну. Лес за спиной черный, а поляна вся будто изнутри светится.

Едва она шагнула на поляну, сразу увидела, что посреди нее в траве, не по-осеннему густой и зеленой, стоит человек с собакой. Сжалось у Танюшки сердце, уж очень знакомым ей этот человек показался. Обернулся он, и увидела девочка перед собой отца своего Агафона с верным Трезором. Кинулась она к отцу, на радостях обо всем забыв, потом вдруг вспомнила, отшатнулась.

– Как же так? – спрашивает. – Ведь вы же все погибли?

– Кто лес любит, – отвечает ей отец, – тот в лесу погибнуть не может. Спасли меня лесные обитатели, теперь я у них живу, за лесом присматриваю, вроде лесника. Вот только в деревню вернуться не могу.

– Почему? – удивилась Танюшка.

– Не могу я тебе, дочка, сейчас всего объяснить, да и времени на это нет. Должен я тебя проводить До места, и мы должны успеть до полуночи. Ты все сама узнаешь и на все вопросы ответы получишь, поверь. А главное, ничего не бойся. Страх, он как повязка на глазах, слепым человек становится и беспомощным.

Задумалась Танюшка над отцовскими словами, тем временем взял Агафон ее за руку, как когда-то в детстве, и повел с поляны через лес, а Трезор рядом бежит, хвостом виляет да к девочке ластится, все как в старые добрые времена. Так хорошо Танюшке стало, что забыла она, зачем в лес попала, забыла про ночь глубокую, так и бояться совсем перестала. Шел Агафон быстро, уверенно. Танюшка рядом с ним почти бежала, даже по сторонам не смотрела. Вдруг лес будто расступился, оказались они на берегу большого круглого озера. А посередине озера островок, а на нем избушка, да не избушка даже, а терем расписной, небольшой, но до того ладный да красивый – глаз не отвести. Взял Агафон на берегу лодку, усадил в нее Танюшку и перевез на островок.

Вышли из теремка две старушки, одна крепенькая, ладненькая, румяная, теремку под стать, вторая костлявая да морщинистая.

– Ваше счастье, успели до полуночи, – тоненьким визгливым голоском проворчала румяная старушка, – а то несдобровать бы девчонке, да и тебе, лесник, досталось бы на орехи.

Сказав так, она мерзко захихикала и начала пританцовывать, так ей пришлась по душе мысль кого-то наказать.

– Не обращай внимания, девочка, это она от безделья бесится, если ее в полнолуние работой не занять, у нее всегда настроение портится, – сказала худенькая старушка, – проходи в дом, детка, располагайся, а ты, охотник, – повернулась она к Агафону, – по своим делам ступай, будет еще время дочку навестить.

Поклонился Агафон старушке, Танюшке улыбнулся и ушел. А Танюшка вслед за худенькой старушкой в терем вошла, про себя удивляясь, какой у той голос приятный, мягкий, будто бархатный, на нее-то саму глядя, можно было ожидать, что она скрипеть будет, как телега несмазанная.

– Не удивляйся, красавица, – улыбнулась старуха, словно прочитав ее мысли, – здесь многое на самом деле не такое, каким кажется на первый взгляд. Но ты привыкнешь.

Прожила Танюшка в теремке неделю, другую и вправду привыкать начала. И к старушкам, и к порядкам здешним. Костлявую, похожую на старую ведьму хозяйку теремка звали Василисой. А крепкую да румяную, которая, как ни странно, ей сестрицей приходилась, Матреной. Характер у Василисы и Матрены с их внешностью совсем не совпадал: Василиса мудра была, спокойна и терпелива, говорила ласково, голос никогда не повышала, Матрена же была взбалмошной, крикливой и зловредной. День, когда не удалось кому-нибудь пакость сделать, она считала потерянным, и взяла за правило в такие дни вымещать злость на Танюшке, особенно если сестрицы старшей поблизости не было. При Василисе ей не удавалось очень уж разгуляться, та умела сестру одним взглядом урезонить.

Ко многому Танюшка привыкла. К тому, как в любое время, что белым днем, что темной ночью, приходили на берег озера то звери, то люди, то существа диковинные, приходили, но без разрешения хозяек ни один озеро не переплыл, незваным гостем в теремок не сунулся. Матрена всех гостей встречала одинаково: долго еще эхо лесное гоняло по кустам ее визгливые выкрики. Танюшке порой казалось, что разносятся они по всему лесу. Для каждого находила она меткое словцо, при этом умудрялась не повторяться. «Вот, талант пропадает», – с усмешкой качала головой Василиса. Отгоняла она легким взмахом руки сестрицу, у самой кромки воды вставала и в пришельца, на противоположном берегу стоящего, пристально вглядывалась. Иногда даже казалось Танюшке, которая исподволь за Василисой наблюдала, что о чем-то та с гостями беседует, хотя Василиса не то что не вопила на весь лес, подобно сестрице, но вообще рта не открывала. Однако часто бывало, что кланялись ей пришельцы низко, словно благодарили, и уходили, так озеро и не переплыв, в теремке не побывав.

Порой делала Василиса знак едва заметный, и гость в лодку садился и к островку плыл. Тогда оглядывалась Василиса, и как бы девочка ни пряталась, а взгляд колдуньи ее убежище без промедления находил. Стыдно становилось Танюшке, что она исподтишка подглядывает, уходила она в дом и носа оттуда не показывала, пока не позовут. Но Танюшку к посетителям не звали, только пару раз, когда Агафон ее навещал. Днем ходила она по лесу с Василисой, реже с Матреной, иногда по островку бродили, иногда через озеро переправлялись и заходили далеко в чащу. Постепенно стало понятно Танюшке, чем старушки занимаются. Собирали они травы разные да коренья, сушили, на зиму заготавливали, порой варили какие-то зелья мудреные. Василиса иногда объясняла девочке, от чего та или иная трава помогает, какой недуг лечит, от каких чар защищает. Значит, не только зелья колдовские готовили старушки в своем теремке, не одним волшебством промышляли, а учились силу матушки-природы для нужд всего живого использовать. Слушала девочка Василису внимательно, старалась не пропустить ни слова да запомнить все точь-в-точь. Многие травы ей и раньше ведомы были, только всех их свойств она не знала. И еще раз убедилась, что права была Василиса: не все то, чем кажется. Невзрачная травка может жизнь спасти, а прекрасный цветок отравит быстрее болотной гадюки. Хуже было по лесу с Матреной бродить, та ничего не объясняла, мешочек холщовый в руки сунет, траву покажет, какую собирать надобно, и трещит без умолку как сорока, ругает все вокруг. Если никто ей на глаза не попадется, достается и кустам, и деревьям, и травке безответной. Зверье же лесное подальше в норы пряталось, заслышав визгливый Матренин голос. Однако постепенно Танюшка научилась и из походов с Матреной пользу извлекать, стала к ругани ее прислушиваться, особенно когда колдунья с растениями общалась. Оказалось, ругаясь, она много интересного говорит, только за визгом ее этого сразу и не разобрать.