Инна Сударева - Маг в пижаме

Илларион поскреб затылок и пробормотал:

— Это он правильно сказал. Алкогольная зависимость — человеческая слабость…

— Тогда как я, маг, смог это подцепить? — чуть не заплакал Валентин.

— О, это тебе, а не мне, надо задавать этот вопрос, — развел руками Илларион. — Наваркин вот тоже коноплей балуется, но она его жизни, судя по всему, не мешает… А в чем проблема-то? Я тоже люблю выпить…

— Одно дело — просто выпить. Так, для настроения. Другое: когда, выпив один бокал, ты не можешь остановиться и пьешь еще один, потом — еще и еще.

Илларион подумал минуту и сказал:

— Да. Такое тоже со мной бывало. Ну и что?

Валентин криво усмехнулся:

— А у тебя бывало так, что ты месяцами только и делаешь, что пьешь, с утра до вечера, пока в твоих подвалах все бутылки и бочки не опустеют?

— Ого! — изумился Илларион.

— Ого-го, — вздохнул алкоголезависимый чародей. — Я таким вот образом уничтожил всю свою коллекцию вин и коньяков. Что теперь делать?

Крутой маг почесал за ухом и сказал:

— Новую собирать.

— Да. Новую, — фыркнул Валентин. — Думаешь: это так легко? У меня же был двухсотлетний коньяк. А теперь — нет его. Выпил и даже вкуса не распробовал. Потому что пил после мерло. А мерло — после алиготе…

— Какой кошмар! — ужаснулся Илларион.

— Кошмар — не то слово, — чуть не заплакал Валентин. — Коньяк просто погиб. И я! Я его так варварски уничтожил! Надо что-то делать. Надо как-то лечиться.

— Надо, — согласился Илларион.

— Как?

— Примерно так, как люди: кодирование, таблетки специальные. Арсенал велик.

— Таблетки я пробовал — ерунда полная. Кодирование — те же яйца. Эскулап один меня закодировал, а я через полчаса код подобрал. Я ж маг. Не могу я лечиться, как человек.

— Ну, самое простое и верное: больше не пить никогда…

— Ни-икода? — чуть не провыл Валентин. — О! Никогда-а! — и все же завыл, зарыдал, пряча лицо в льняное полотенце. — Я лучше в пропасть кинусь!

— Ты же знаешь: ничего из этого не выйдет, — заметил Илларион. — Прыгнешь, будешь лететь, а у самой земли сработает твой инстинкт самосохранения — и ты затормозишь. Магия — это магия. Это твой основной инстинкт. Его никак не придушить. Поэтому не реви. Что-нибудь придумаем…

Илларион нахмурил брови и крепко-крепко задумался, то и дело посматривая на Валентина. Бедняга же сидел, сильно сгорбившись, и безрадостно посматривал на лужайку: там, в белом шезлонге, загорала Моника.

— Что ж, — пробормотал Илларион, в который раз за этот день почесывая свое правое ухо. — Думаю, под страхом чего-нибудь ты пить не будешь.

— Это как? — тускло поинтересовался Валентин.

— Что-то вроде кодировки, — стал рассуждать крутой волшебник. — Хворь эта — человеческая, а ты — маг. Стало быть, при лечении надо использовать комбинированное средство: такое, чтоб сочетало в себе и человеческое, и магическое…

— Это как? — в голос Валентина вернулась живость.

— А вот так, — улыбнулся Илларион и щелкнул пальцами — ему на ладонь тут же опустился маленький рыженький желудь.

Валентин воззрился на сие семя так, будто это было легендарное яйцо сфинкса.

— Проглоти его, — сказал Илларион, протянув желудь собрату.

— И что будет?

— Скажу, когда проглотишь.

Валентин сперва хотел отказаться, даже брови нахмурил, собираясь выразить протест, но затем буркнул "была, не была!" и сунул в рот желудь. И проглотил. И спросил Иллариона:

— Ну, что теперь?

— Теперь: самое интересное, — ослепительно улыбнулся могущественный волшебник. — Я заколдовал этот желудь. И он теперь всегда будет у тебя внутри и будет считать, сколько ты выпил. Три бокала вина, три рюмки водки или три кружки пива. Три — легко запомнить сие магическое число… А если ты выпьешь больше — превратишься в дуб…

Валентин побелел, лицо его вытянулось, глаза стали большими и наполнились изумлением и обидой, а руки задрожали и вцепились в руки Иллариона:

— Нет-нет-нет! Нельзя так! Расколдуй меня обратно!

— Зачем же обратно? — пожал плечами Илларион. — Я считаю: очень хорошо все получилось. Пить тебе можно, но немного. И желудь станет играть роль сдерживающего фактора…

— Я так не хочу! Не желаю! — Валентин подскочил и ногою гневно топнул.

— Да-а-а? — протянул Илларион, тоже поднимаясь. — А пить древний коньяк после молодого мерло ты желаешь? Вандал!

Валентин угас так же быстро, как и вспыхнул. Виновато опустил голову, сгорбился так, словно на его плечи пара слонов уселась побалагурить, и пробормотал:

— Ладно. Попробую твое лечение. Выбора у меня, похоже, нет…

Через месяц над замком Иллариона вновь пронеслась стая рыжих голубей.

Крутой маг оторвался от телячьих котлет и жареной фасоли, которые вкушал, сидя на террасе, и пошел встречать гостей.

У хранивших молчание ворот стоял небольшой голубой фургончик. Два дюжих грузчика, наряженных в комбинезоны веселого апельсинового цвета, извлекли из него огромный глиняный горшок. В горшке обретался стройный молодой дубок с нежно-зеленой листвой. Его грузчики пронесли в ворота и поставили у босых ног мага.

— Валентин, — сокрушенно покачал головой Илларион.

— Нет, господин, меня зовут Лука, — отозвался один из грузчиков. — А это — брат мой Тони. А это вот вам письмецо, — протянул волшебнику небольшой конверт.

Илларион дал парням по серебряной монете, поблагодарил их и начал читать послание. Оно начиналось так:

"Привет. Если ты это читаешь, значит, я торчу в горшке и шуршу дубовыми листьями…"

Илларион хмыкнул и дальше читать не стал. Он вновь покачал головой, глядя на дубок, а потом щелкнул пальцами и таким образом перенес горшок с деревцем к мраморной беседке, чем немного испугал загоравшую неподалеку Монику.

— Буду поливать тебя мерло. Или алиготе, — сообщил чародей дубу Валентину. — А расколдовывать не буду. От дуба-алкоголика наверняка меньше проблем, чем от мага-алкоголика…

Глазастая проблема

Волны Адриатики были лазоревыми и теплыми и ласково качали на себе могущественного чародея Иллариона.

Волшебник наплавался, потренировал, как следует, свое тело, и теперь наслаждался покоем, лежа на воде лицом вниз. Открыв глаза, он любовался красотами морского мира и думал о том, что жизнь хороша, как ни крути.

Полупрозрачные розовые медузы медленно парили в водяной толще; серебристые облака из рыбок пролетали, будто листья, сорванные ветром с деревьев; торпедой проносились синебокие акулы.

Вдоволь насмотревшись на удивительную жизнь подводья, Илларион перевернулся на спину, раскинул руки и закрыл глаза, подставив живот и лицо солнцу. И задремал, разморенный теплом.

Проснулся из-за того, что врезался головой во что-то упругое. Перевернулся, сложив в горсть пальцы правой руки, для магического щелчка (на всякий случай озаботился, потому как знал, что часто в этих водах промышляют гоблины-рыбаки с Кипра и огры-пираты с Сицилии). И удивился, когда увидел то, с чем встретился его затылок.