Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль

Во вторник ей повезло больше. Группы поддержки в отличие от бюрократов отнеслись к ее вопросам с энтузиазмом и охотно поделились имеющимися данными. Беседуя с представителем благотворительной организации в Гастингсе, Анни наткнулась на истинное сокровище.

— Человек на пляже? — переспросила Джиллиан Сквайерс — женщина, взявшая трубку. — Человек-загадка? А чем он заинтересовал вашего сына?

— Натан услышал о нем по радио, — объяснила Анни. — Конечно, я как мать необъективна, и все же у моего сына действительно сильно развито чувство социальной ответственности. Когда я ему рассказала, как обращаются у нас в стране с иммигрантами, он очень расстроился. — Потом лукаво добавила: — Подозреваю, что Натан сам выбрал тему для своего школьного исследования. Понимаете, он всегда размышляет о тех или иных вещах, а не просто выбрасывает их из головы.

— В какой школе он учится?

— При аббатстве Ффилде. Я не так много зарабатываю, он учится по бесплатной стипендии.

— Я знаю эту школу. У нее достойная репутация. — Казалось, Джиллиан Сквайерс заколебалась. — Давайте поступим вот как. Безусловно, я не имею права давать подробную информацию о ком-то без его разрешения. Я поговорю с этим человеком. Я имела с ним дело. У него потрясающие умственные способности: прибыв сюда, он не знал ни слова по-английски, но стал запоминать язык с удивительной быстротой. Если он захочет, я дам ему ваш номер телефона и попрошу связаться.

— Это было бы великолепно! — воскликнула благодарная Анни. — Вообще-то… я думала, что он сидит где-нибудь в тюрьме.

— Нет. Просителей убежища сажают в тюрьму, лишь если они совершают преступление. Тюрьма дорого обходится: государство вынуждено кормить и содержать заключенных. Дешевле выбросить человека на улицу. Им всего лишь нужно сразу по прибытии зарегистрироваться как просителям убежища — предполагается, что они знают, как функционирует система.

— Если даже я не могла это выяснить, — возмутилась Анни, — то как могут они?

— В том-то и дело.

Закончив разговор, Анни твердо решила каждую неделю откладывать чуть-чуть денег с еженедельных хозяйственных трат — для пожертвований. Ведь не только Натану нужно учиться, подумала она.

В выходные Анни обо всем рассказала сыну.

— Твой человек с пляжа еще не звонил, — сообщила она, — но, возможно, позвонит. Нужно просто ждать. Если он не захочет с тобой разговаривать, мы его не заставим: даже если бы и могли, это было бы нечестно.

Заручившись разрешением Бартелми, Натан, Джордж и Хейзл всю субботу прочесывали Торнхилл в поисках пропавшего документа. Двое последних не то чтобы горели энтузиазмом, однако перспектива отведать стряпни хозяина дома перевесила нежелание трудиться. Ко второму завтраку Бартелми сам испек печенье с корицей и шоколадной стружкой, а на обед пожарил рыбу; за ней последовали его собственного приготовления земляничное мороженое и глазированные сдобные булочки к чаю. В промежутках между приемами пищи дети простучали панельную обшивку в надежде, что в ней найдутся полости, перерыли антресоли и некоторые из наиболее темных кладовок.

Бартелми не стал показывать им тайник в дымоходе, а Натан не стал о нем упоминать, сообразив, что сама информация о его существовании — не для всех; зато они нашли другой шкаф, спрятанный под лестницей, достаточно просторный даже для того, чтобы туда поместился человек. А на чердаке друзья раскопали неполный комплект ржавых доспехов, сундук старомодного тряпья, потемневшее столовое серебро и набор фарфоровых супниц, которые в свое время, должно быть, составляли часть гораздо более обширного сервиза. Хейзл пришла в неописуемый восторг от муфты из серого меха — шиншиллы, как определил Бартелми, — хотя прекрасно понимала, что носить меха аморально. («Такая разновидность крысы», — пояснил он, чем, с одной стороны, умерил ее муки совести, а с другой — привлекательность самой муфты.) Еще исследователи обнаружили предмет, называемый астролябией, — некое наподобие старинного телескопа, и модель планетной системы — по идее, Солнечной, однако Бартелми заметил, что либо она весьма неточна, либо изображает вообще другую систему. И повсюду были бумаги: в коробках — больших и маленьких, в комодах, в давно не открывавшихся ящиках письменных столов. Натан нашел пачку любовных писем столетней давности, перевязанных выцветшей лентой, коричневые фотокарточки жеманных викторианских девиц, открытки с обнаженной натурой времен какого-то из Эдуардов, меню, списки покупок и одежды, сданной в прачечную. И нигде ни намека на запрещающую бумагу!

— На прошлой неделе Ровена перерыла все внизу, — сообщил Бартелми. — Она наверняка просмотрела книги, так что в них можете не заглядывать.

— Если бумага не в Торнхилле, — нахмурился Натан, — у вас есть предположения, где еще она может храниться?

— Ровена тоже меня об этом спрашивала, — ответил Бартелми. — Я предложил ей навести справки о семейном адвокате, при котором в последний раз применялся запрет, — она сказала, что такое было в конце девятнадцатого века. Конечно, вам все это покажется ужасной тягомотиной. Быть может, есть какой-нибудь тайник в лесах, например, на месте прежнего дома.

— Но ведь никто не знает, где оно! — возмущенно воскликнула Хейзл.

— А кто сказал, что будет легко, — спокойно отозвался Бартелми.

Поиски в лесу они решили оставить на завтра и разошлись по домам. Хейзл несла подаренную Бартелми муфту.

— Ничего страшного, если ты будешь носить старые меха, — успокаивал подругу Натан. — Вот покупать новые — неправильно.

По возвращении в книжную лавку Натана ждала дурная весть.

— Звонила Джиллиан Сквайерс, — сообщила Анни. — К сожалению, человек с пляжа не пожелал с тобой общаться. Он не захотел ничего слушать о внеклассных заданиях. Жаль, мой милый. Понимаешь, думаю, не следует на него давить. У того человека и так нет ни дома, ни денег, он в отчаянии: жизнь у него и без нас не сахар. Так что давай не будем ему ее усложнять.

«Да уж, — думал Натан, — жизнь не сахар, еще бы. Начать с того, что он оказался в чужой вселенной».

— Не возражаешь, если я сам позвоню миссис Сквайерс? Обещаю, что не стану донимать ее. Я лишь хочу выяснить… как функционирует система.

— Полагаю, тут нет ничего дурного, — все еще несколько сомневаясь, сдалась Анни.

Вечером, когда стемнело, Натан выбрался к чердачному окошку, чтобы взглянуть на звезду — это стало почти ритуалом, исполняемым каждый раз, когда он приезжал домой. Мальчик позаимствовал у Джорджа бинокль, но в него не удавалось разглядеть ничего нового. Натан представил себе затемненную комнату с вращающимися сферами и шаром в самом центре, из множества сегментов которого вырывался и затухал свет. Потом — изображение на потолке: его лицо, и взгляд, устремленный на звезду, быть может, именно теперь, в этот самый миг, — и белая маска, изучающая его снизу. Все это было невероятно.