Шон Макмуллен - Прозрачные Драконы

— Черт, проклятие, Уоллес! — пробормотал Эндри, заметив, как расширились глаза графини Белльсарион, пока Уоллес ей что-то рассказывал с серьезным видом.

— Это, вероятно, означало: «О Уоллес, ты так глуп!» — предположил Ларон.

Вдруг Уоллес поклонился и пошел прочь. Графиня повернулась к хорошо одетому старику, немного помолчала, затем помахала рукой в том направлении, где за занавесом находилась дверь. Старик довел ее до этой двери, исчез на минуту и появился вновь. На другом конце комнаты Уоллес остановился и завел разговор со служанкой. Затем они вместе зашли в служебный вход.

— С этой комнатой много связано — и таинственного, и смешного, — сказал Ларон, тоже не спускающий глаз. — Кстати, это был граф Игон Белльсарион. Очень ревнивый тип. Поэтому после любого разговора с незнакомцем графиня идет к нему и успокаивает. Сомневаюсь, что в регистрах упоминается девица, с которой Уоллес…

— Уоллес, твоим телом управляют не мозги, а похоть! — тихо прорычал Эндри.

Ларон засмеялся. Герольд объявил следующий танец.

— Держись, к нам приближаются посыльные от молодых леди.

Эндри вскоре обнаружил, что рядом с ним стоит девушка и объясняет, что ее мать рассматривала его во время предыдущего танца. Ее звали Муреллис, у нее было миловидное лицо, на котором выделялся вздернутый нос. Золотистые локоны удерживали в прическе серебряные украшения.

— Я почти не знаю сарголанского! — хихикнула девушка. — Это так замечательно — танцевать с прославленным героем. Как будто отважный разбойник похищает тебя из экипажа.

— Моя обязанность — ловить разбойников, — ответил Эндри, стараясь не повышать голоса.

— О да, потом бы вы пришли и спасли меня, запустив в него топор, как вы сделали с драконом, посадили бы меня на свою лошадь и, крепко держа в объятьях, унесли далеко-далеко, в безопасное место.

— У вас… э-э-э… очень живое воображение, госпожа, — натянуто произнес Эндри.

Внезапно он понял, что графиня не вернулась обратно. Не было ни Уоллеса, ни его служанки. Прошло уже два танца, медленных и долгих.

— А что там за дверь, за красным занавесом? — спросил Эндри человека, стоящего рядом.

— О, как вы смелы, — хихикнула снова Муреллис.

— Что вы имеете в виду?

— А вы не знаете?

— Я никогда прежде не был во дворце, — признался Эндри.

— Там комнаты отдыха. Туда идут женщины, когда чувствуют усталость, хотят отдохнуть, скрыться от шума и духоты бального зала. Очень модно сейчас ощущать переутомление уже в самом начале.

— Там отдыхают? — выдохнул Эндри, и подозрение, возникшее в его голове прежде, укрепилось.

— Ну, не всегда. Пойдем, давайте я покажу вам. Это делается вот так: «О, мне дурно, не отведете ли вы меня в комнату отдыха, реккон Эндри?»

Эндри прошел по бальному залу с Муреллис и оказался прямо возле красного занавеса и находящейся за ним двери. За дверью открывался широкий коридор, в котором находилась дюжина одинаковых дверей. Все, кроме одной, были не заперты. Муреллис провела Эндри к ближайшей, захлопнула ее и закрыла на засов. Сначала Эндри заметил только то, что в комнате из мебели была одна кровать. Тем временем Муреллис завела маленькие часы, обвила руками его за шею и прижала губы к его губам. Затем очень ловким движением, несомненно, повторявшимся бессчетное количество раз, она повалила Эндри на кровать, снова целуя его и извиваясь всем телом.

— Это невероятно! — простонала она. — Я в комнате отдыха, и между моих ног — герой из числа простолюдинов.

«Ну да, а еще там двадцать слоев ткани и кружев», — подумал Эндри.

— Но пойдут сплетни, — сказал он.

— О нет, ты останешься здесь ненадолго, мы не успеем воспылать друг к другу страстной любовью. Кроме того, моя мать посмотрела на тебя и ничего плохого не сказала, так что все в порядке. А если она ошиблась, то давай, снимай свои штаны, задери мои юбки и сделай мне ребеночка, но ты, конечно, благороден, хоть и из простых людей, ты не поступишь столь гадко.

— Да, конечно, — подтвердил Эндри, поворачиваясь и садясь на край кровати.

— Знаешь, если хочешь удовлетворить меня, не опозорив, делай так.

Муреллис взяла его руку и засунула себе под юбки между бедер. Эндри почувствовал, что вспотел и сильно дрожит. «Что бы подумала Веландер?» — вдруг захотелось узнать ему, однако потом другая мысль пришла в голову Эндри: «Какая разница, что думает Веландер?»

— И затем я могу честно сказать, что провела с тобой наедине время, и это правда. Ты был между моих ног, ты сделал это, но медикар моей матери поклянется в моей до сих пор сохранившейся девственности… но теперь иди, тебе нельзя слишком долго оставаться. Я задержусь здесь, и буду наслаждаться воспоминаниями.

Эндри встал, но Муреллис указала на маленькие старинные часы на стене. Стрелка сдвинулась на отметку пять минут. Значит, прошла всего одна минута.

— Стой, еще не пора, — прошептала Муреллис.

Пока Эндри стоял там, он заметил веревочку с колокольчиком и с кисточкой на конце, а также тарелку с надписью «кухня» на стене. Когда прошло две минуты, Муреллис прошептала: «Вперед». Эндри отпер дверь и вышел. Муреллис тут же закрыла за ним. На секунду Эндри прислонился к двери, думая: «По крайней мере, это были не только обещания, как у мадам Джилли». Вдруг дверь в конце коридора отворилась, и появилась девушка, с которой был Уоллес. Она взглянула на Эндри, посмотрела на ближайшую открытую дверь, кажется, немного смутилась. Затем девушка поспешила обратно.

Эндри мгновенно вынул кинжал мадам Джилли. Он осторожно пробрался к первой закрытой двери. Она была отделана деревянными панелями и с массивной рамой. В пространство между стеной и дверью Эндри засунул свой кинжал, немного надавил, вынул его и заглянул внутрь. В воздухе болталась две худые белые ноги и пара волосатых ягодиц. Эндри узнал спину: она принадлежала мужчине, который общался с той женщиной — а ей могла быть только графиня — и получил пять плетей. Эндри прошел обратно в зал и встретился с матерью Муреллис.

— Две с половиной минуты, молодой человек, — заявила она, широко улыбаясь и сжимая его руку. — Это было великолепно и очень мило с вашей стороны.

— Я… э-э-э… а сколько времени вы от меня ждали? — заикаясь, произнес Эндри.

— Вы не знаете? Ну, четверть минуты считается оскорблением. Одна минута — просто вежливость. Две минуты — достойно уважения, три — немного вульгарно, четыре — предел приличного поведения, а пять — скандал.

— Ох. Ах, ну… Муреллис — достойная, но соблазнительная девушка, — выдавил из себя Эндри, с трудом подыскивая нужные слова.

«Какой сюрприз, — подумал Эндри. — Вот так это делают знатные. Все совсем не так, как в альберинских тавернах, где девицы сидят на коленях у парней и пьют вместе пиво». В этот момент закончился последний танец. Эндри подошел к первому из рекконов, которого заметил. Это был Эссен. Вскоре собрались и остальные рекруты, крепко держа некоторых из своих друзей.