Татьяна Тихонова - Граница

Но женщины нашей семьи почти никто не знали и не рассказывали о границе, я, пожалуй, первая была посвящена в эту тайну — и то от безвыходности.

Краем глаза я уже давно заметила, что соседка, бабка Силантьевна, наблюдает за мной из-за ограды. Когда я поравнялась с ней, раздался ее сварливый голос:

— Ну, что, доченька, и ты в лес повадилась? И тебе дед голову затуманил?

— Здравствуйте, Марья Силантьевна, я по грибы ходила… — хорошо еще, что не забыла грибов насобирать, подумала я.

— Да все вы Петрушины с головой набекрень… — Силантьиха с досадой плюнула и пошла к себе в дом.

Я, наконец, добралась до своего дома и — сразу в сад. Еще прадед мой вырастил здесь замечательный сад с яблонями, грушами, сливами. Сейчас он стоял заросший сорняками, одну яблоню придется убрать — вымерзла прошлой зимой, а у дедули уж не было сил заниматься садом. Так, идя по дорожке, я добралась до малины. Здесь, в детстве, мы всегда играли в шалаше, который нам дед подновлял каждый год. Малина стояла рясная, пчелы кружили над ней, утреннее солнце припекало все сильней. Присев на траву и привалившись к теплому стволу яблони, я грустно уставилась на свой шалаш. Легкий ветерок шевелил длинные стебли малины.

"Ничего себе ветерок, это… уже… не ветерок", — подумала я, глядя, как нагибается и резко выпрямляется ствол малины. Встав на четвереньки, я удивленно уставилась под куст. Пока ничего. Вдруг что-то мелькнуло в траве. Я не шелохнулась. И тут прямо на меня выходит… жуя мою малину… гном. Ростом он был еще меньше Михи, с большую крысу, нахальные глазки уставились на меня, понятно, он думает, что я не могу его видеть…Та-ак, а почему собственно я-то его вижу? Мой взгляд метнулся к руке, точно, браслет забыла снять. И тут я срываю малину и протягиваю этому нахалу.

Как он завизжал!!! Подпрыгнув на два своих роста, несчастный гном зацепился за малину и повис… и замер с вытаращенными от страха глазами. Я хотела его снять, но не тут-то было, он взялся царапаться и кусаться, тогда я, взяв прут, подцепила его за одежду и стала опускать. Так он, как сиганул, свалился в траву и… исчез.

Я сидела в траве, ела малину и тихо, по-идиотски хихикала, а когда подумала, что вот, если бы меня сейчас бабка Силантьиха увидела… то… и еще долго не могла остановиться и, привалившись к старой яблоне, смеялась сама с собой. И радостно мне было от того, что вот еще день назад от одиночества и горя мне хотелось выть в этом старом заброшенном саду, а сейчас у меня появились пусть еще не друзья, но им я была нужна, вот такая какая я есть — необщительная, молчаливая, не такая как все, им было это не важно.

4

Я проспала под яблоней почти весь день. Солнце клонилось к вечеру, когда я открыла глаза. Подойдя к дому, я остановилась. Жажда деятельности вдруг охватила меня — надо непременно что-то сделать. Взгляд упал на разросшиеся кусты сирени. Здесь когда-то была беседка, мы часто пили в ней чай с бабушкой в жару. Подойдя ближе и раздвинув ветки сирени с засохшими цветами, я поняла, что беседка никуда не делась. Вооружившись топором, секатором, в отцовых верхонках до локтя я ринулась в бой. Но до наступления темноты удалось добраться лишь ко входу — потемневшее от времени дерево очерчивало его в сумерках, остальное по-прежнему скрывала сирень.

Усевшись на ступеньку, я окинула устало взглядом кучу сваленных веток и замерла. Прямо напротив, скрестив руки на груди, и отставив ногу, стоял крысёныш, пардон, гном.

— Ну… — я растерялась, — что ты хочешь…?

— Тебе приказано! — взвизгнул он. — Вернуть браслет на место… — Он отступил от меня на пару своих крысиных шагов. — Отдай его мне, я его сегодня же верну, туда, откуда ты его взяла.

— Не отдам. — Что-то мне не нравилось в нем, мне хотелось схватить его за шиворот и отшлепать.

— … ты! — он выпучил глаза, наверное, от гнева. — Что ты возомнила там себе? Ты украла браслет…

— …кто ты?

Пока я говорила, я вдруг подумала, что, если у меня остался браслет, значит, и зеркало у меня, в куртке… а куртка… под яблоней. Забыв про крысеныша, я побежала к яблоне. А обиженный гном закричал мне в спину:

— Я всегда жил в вашем доме… Егорыч никогда не видел меня, но всегда оставлял мне молоко и что-нибудь вкусненькое…

Его слова поразили меня. Я нашла живое существо, которое тоже любило моего деда, и умудрилась уже успеть обидеть его. А гном продолжал укорять меня:

— …а теперь… я никому не нужен, ты меня не слушаешься и нарушаешь правила… — он даже по-моему всхлипнул.

Но я не могла терять ни минуты, если зеркало потеряется, как тогда я вновь увижу всех… Схватив в охапку отбивающегося крысеныша, я рванула к яблони.

Вот и она. Темно. Наощупь. Куртка! Ура! Где зеркало? Где? Ну, где же оно? Я из леса прошла сразу сюда, значит фонарь должен быть в куртке… Ой! Ну настоящий крысеныш! Кусанул и, наверное, до крови.

— Ну, почему ты такой? Я не хочу тебя обижать, — опустившись на мокрую от росы траву, я уставилась на него в свете фонаря. Только сейчас стало видно, что все-таки это человечек. И смотрел он не нахально, а скорей — строго. Опять сложил ручки на груди, и, устроившись на моей же коленке, сказал:

— Потеряла?

— Да.

— Ну и что дальше?

— Плохо, надо искать. А ты меня кусаешь, поди еще ядовитой слюной?!

Он довольно хмыкнул.

— Ничего, до свадьбы заживет.

— А она будет? — во мне шевельнулся интерес к себе.

— Будет. Есть предсказание, и, похоже, оно про тебя. Ну, так что будешь делать с зеркалом? — он хитро на меня смотрел.

— Откуда ты знаешь, что я потеряла зеркало, я тебе не говорила…? — недоверие снова вернулось ко мне.

Он вдруг, молча, скатился на землю и пропал.

Нет слов… Значит, он стянул зеркало, а потом еще морочил мне голову…

"Да, когда ты перестанешь доверять каждому встречному… крысенышу…" Мой внутренний голос готов был меня отругать в самых крепких выражениях, когда послышался довольный голосок:

— Ну, что молчишь, всякую гадость про меня думаешь?

Я медленно обернулась, надо сказать, я обрадовалась его возвращению, но, когда я увидела, с чем — то с облегчением вздохнула. Это маленькое чудо стояло и держало мое зеркало, как обруч.

— Обещай, что утром отправишься в лес и вернешь все на место. За этими вещицами всегда шла охота, есть люди, знающие им цену. Если они попадут не в те руки, граница окажется открытой. — Строгость его тона заставляла забыть о его малом росте, и мне пришлось признать его правоту.

— Обязательно, можно бы и сейчас, но, во-первых это было бы подозрительно, а, во-вторых — темно, в некоторых местах даже знание тропы не всегда помогает. А в-третьих — скажи, наконец, как мне тебя называть?

Коротышка встал в свою излюбленную позу со скрещенными на груди руками и коротенько произнес: