Диана Удовиченко - Зеркала судьбы. Изгнанники

К тому времени Дей успокоил всех мулов. Караван потянулся вперед, ушастик пошел замыкающим, следя, за тем, чтобы животные снова не заупрямились.

Атиус отразил атаки еще трех тварей. Новые появляться не спешили. Только разрубленный червь дергался в снегу, но его движения постепенно становились все слабее и медлительнее. Я собралась было столкнуть уродливые обрубки в ущелье, как вдруг один из них то ли в агонии, то ли в стремлении пожрать живую плоть, чтобы восстановить уходящие силы, совершил стремительный бросок в сторону каравана.

– Берегись! – крикнула я.

Мой крик опоздал всего на какое-то мгновение. Обрубок успел ударить Дея и отшвырнул его к пропасти. В тот же миг волшба Атиуса настигла подыхающее существо, отбросила его в сторону и обрушила вниз. Я побежала к эльфу, который чудом удержался на ногах и теперь балансировал на самом краю тропы. Любой другой на его месте давно уже упал бы в ущелье, но природная ловкость помогала мальчишке удерживать равновесие. На миг мне показалось, что он уже справился и сейчас сделает шаг вперед, окажется вне опасности. И он шагнул. Но неожиданно налетевший мощный порыв ветра толкнул его, сбил с ног, и Дей упал, заскользил вниз, беспомощно бороздя снег тонкими пальцами. Я прыгнула вперед, отчаянно надеясь поймать его, спасти, но мне опять не хватило крошечного мгновения: рука схватила пустоту. Я смотрела, как он падает, слышала его крик, но ничего не могла сделать. И на всю жизнь запомнила полные ужаса зеленые глаза. Те самые глаза, которые я видела в зеркалах.

За темным окном завывал ледяной ветер, стучал по стеклу, швырял в него мокрый снег. Плохо тем, кого такая ночь застает в пути, заставляя брести навстречу метели, прикрывать рукой глаза от слепящего снега. Плохо тем, кто не имеет крова над головой, прячется от непогоды в случайной подворотне, зная, что нет на свете дома, где его ждут.

Но эта уютная спальня была надежно отгорожена от несовершенства окружающего мира. Здесь было тепло. В камине весело потрескивали дрова, игривые язычки пламени бросали на пол оранжевые отблески. В большой вазе благоухали выращенные в магических оранжереях весенние цветы.

Юная женщина, вольно раскинувшись на пуховых подушках, наслаждалась этой атмосферой, вдыхала пьянящий запах цветов и любви и улыбалась внезапно снизошедшему на нее романтическому настроению. Как правило, она бывала гораздо более прагматичной и даже в минуты страсти не теряла рассудка. Рассеянно откинув с лица пышные белокурые локоны, она приподнялась на локте, разглядывая стоящего к ней спиной мужчину в халате, накинутом на голое тело. Он склонился над низким столиком, наливая в серебряные чеканные кубки красное вино из оплетенной лозой бутылки темного стекла. Вот мужчина повернулся к ней лицом, держа в каждой руке наполненный кубок, и ноздри красавицы чувственно затрепетали под его восхищенным, полным преданности и нежности взглядом. Она не любила его, предпочитая быть любимой. Но как же он ей нравился, вот такой – немного усталый, но счастливый, не стесняющийся своего крепкого, сильного, но уже начинающего терять гибкость грузного тела. Ей было двадцать пять, ему – пятьдесят. Она была авантюристкой, он – императором. Она пользовалась, он – любил. Но никто и никогда не смог бы понять причин спокойной гармонии, осенявшей этот странный альянс. Им нечасто удавалось бывать вдвоем, наслаждаться обществом друг друга. Но когда очередная миссия приводила молодую волшебницу в столицу, его величество непременно находил время, отрывая его у государственных дел и собственной семьи, и они устраивали вот такие маленькие праздники для двоих. Пиршества тела, души и ума. И тогда все политические проблемы отходили на второй план, забывались вечно недовольная венценосная супруга, все время норовящие влезть в неприятности наследные детки и интриганы – главы торговых Домов. Оставались только двое – мужчина и женщина, связанные странной, почти непреодолимой тягой друг к другу.

Император опустился на край кровати и протянул своей возлюбленной тяжелый кубок. Томно потянувшись и прекрасно осознавая, какую соблазнительную картину она собой представляет, девушка приняла вино и сделала маленький глоток. Теплые карие глаза, осененные темными ресницами, слегка удлиненные к вискам, лукаво блеснули в ответ на обожающий взгляд мужчины.

– Как продвигаются твои изыскания? – спросила Леон, желая получить ответ прежде, чем его захватят желание и страсть, не признающие слов.

– Все даже лучше, чем я могла надеяться. Мы нашли уже два десятка саторисов и направили их в академии. Через год при одной из них можно будет создавать тайную школу. Следует только решить, кто из милордов ректоров справится лучше.

– А что с тем сбежавшим юношей? Кажется, это был эльф? Мелодия рассмеялась:

– От тебя не ничто не скроется, мой император.

– И все же?

– Скорее всего, он мертв. Милорд Борей Алафирский тайно снабдил каждого порученного его заботам саториса следящим кристаллом, настроенным на его жизненную энергию. Их эманации отражаются в главном артефакте, который находится у ректора. К сожалению, эльф, очевидно, нашел кристалл и выбросил его. Поисковый отряд подобрал его в лесу неподалеку от тюрьмы, из которой сбежал саторис. Именно поэтому мы не сумели поймать беглеца. Но артефакт до сих пор настроен на магическую силу эльфа. С гибелью носителя потухает и излучение кристалла. Я видела его своими глазами. Он потух, Леон. Эльф мертв. Жаль, конечно. Он был очень способным. Но ведь остальные живы.

Монарх смотрел на прекрасную, как юношеская мечта, чародейку, но мысли его витали далеко отсюда. Он думал о главах торговых Домов, из-за которых и была затеяна вся авантюра с саторисами. Богатым торговцам надоела монархия. В их руках были огромные деньги, на них работали самые лучшие маги страны. Императора спасало лишь то, что Дома не желали открытого переворота и братоубийственной войны. Они стремились сохранить внешний антураж монархии и превратить Леона в исключительно декоративную фигуру. Он мог стать игрушечным правителем, гарантирующим спокойствие народа, подписывающим то, что ему прикажут. Замена урожденных дворян на торговцев, некогда вытащившая страну из нищеты, теперь грозила уничтожением власти императора. Ведь во все времена главной опорой трона были дворяне с их законами чести, диктовавшими бескорыстное служение правящей династии. А какая может быть честь у торговцев? «Начинается большая игра», – мстительно подумал Леон и задал последний, давно мучивший его вопрос:

– Что предпринимают в ответ Дома?

– Пока ничего. Наши люди не заметили никаких подозрительных нововведений, – ответила девушка. – А теперь… иди ко мне, мой лев.