Парфененко Борисович - Другое имя зла

Опять ощущение дежа вю. Вспомнил, мы с Наташей что-то такое говорили о подопытных крысах. Мир не в состоянии придумать ничего нового. Все повторяется. А может, все это происходит из-за меня? Но тогда в мире нет места случаю. Все предрешено. Следовательно, Шура, совсем не просто так принесла пистолет. Пора возвращаться к прерванному выяснению отношений.

– Ну, так, что ты хочешь? Что я должен делать с этим пистолетом? Как там у Антон Палыча? "Если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно выстрелит". И в кого же ты мне предлагаешь, стрелять? В Атмана?

Шура не пошевелилась.

– Верно в него, бесполезно. Выпустишь все патроны в белый свет, как в копеечку. Слишком он нематериален. Тогда, вторая кандидатура, – Малах Га-Мавет?

Она поднялась, побежала и потерлась носом о мое колено.

– А Азазель и Аваддон?

Она вернулась на прежнее место и села.

– Комментарии, как говорится, излишни. Значит, Малах Га-Мавет! Да, и Атман, дал, что-то, вроде, лицензии на отстрел Пыльного Ангела.… Слушай.… Очень странно получается! Не находишь? Атман, чтобы доказать свою искренность, сдает мне Демона. Спустя время, заметь, очень непродолжительное время, ты, подруга, приносишь пистолет. И недвусмысленно предлагаешь совершить акт возмездия! Причем, разрешенный вышестоящей инстанцией. Очень странно! Я бы даже сказал подозрительно! Тут без ста граммов не разобраться.

Откупорил вторую бутылку вина.

– Не желаешь? – Поднялся и плеснул немного вина в тарелку Шуры. Та подошла, сунула нос, но пить не стала, а начала фыркать, показывая всем видом негативное отношение к пьянству. Я имел особое мнение по поводу спиртного. Сделал насколько больших глотков из бутылки. Дураки пили вино из специальных бокалов. Какой, там вкус? Вино надо хлебать из горла, что бы оно текло по подбородку, за шиворот. Вот тогда у него появляется вкус!

В голове не прояснилось. Но, как молния, блеснула одна мысль.

– Достаточно забавно получается. Все эти соответствия наводят на вывод, что ты, милая, работаешь в тесной связи с нашим обаятельным богом.

Шура продолжала фыркать и обтирать морду лапами. Сцена, явно, затянутая. Такое ощущение, что она ввалилась в бочку с вином и никак не может отделаться от навязчивой алкогольной зависимости.

– Или может, таким образом, хочешь показать, сколь глубока степень моего заблуждения? Насколько для тебя, эта степень, оскорбительна? Не впечатляет! Хоть убей! Наверно, твоя актерская игра и сорвала бы аплодисменты у тебе подобных, но для меня это все мало убедите…

Договорить она не дала. Прыжком подскочила к тарелке, где на пол пальца было налито вино и передними лапами, на излете своего прыжка, ударила по краю посудины. Тарелка взлетела над землей, орошая ее рубиновыми каплями. Сделала несколько оборотов в воздухе и упала вверх дном. Я не ожидал подобного проявления чувств. И актерской игрой поступок Шуры, тоже было трудно объяснить. Тем более что она, не оглядываясь, уходила в сторону пожарища. Если допустимо сравнивать больших крыс с собакой, Шура являла сейчас собой, яркий образ побитой собаки. Почему-то сразу поверил ей.

– Шура! Прости меня, я не прав!!! Ты не причем здесь. Слышишь, вернись! Я прошу у тебя прощения!

Она не обращая внимания на моё искреннее раскаяние, опустив голову, уходила прочь.

– Ох, уж, эти женщины! Им мало того, что мужчина признает свою неправоту. Им надо, чтобы он на коленях, со слезами, умолял о прощении!

Бросился следом за ней. Бутылка опрокинулась на подпрыгнувшей доске. Вино богатой струей полилось на землю. Черт с ним, вина не перепить, а друга не сыскать! Догнал и обогнал понурую крысу. Опустился перед ней на колени, прямо на грязный асфальт.

– Видишь, я на коленях! От всего сердца приношу свои извинения! Прошу, простить меня!

Шура смотрела мне в глаза своим единственным глазом. Показалось, что он подозрительно, но красноречиво увлажнился.

– Ну, не плач, пожалуйста… – гладил ее по голове. Помнится, что так же было и с Наташей. Взял Шуру на руки и понес к костру. Сел на мокрую доску, баланс влажности установился со всех сторон моих штанов. Долго сидел, держа на коленях, гладил, расчесывал пальцами ее гладкую, густую шерсть. Стало прохладно. Костер уже почти прогорел.

– Может быть, пойдем, поищем ночлег? – Опустил ее на землю. Вода в чайнике почти испарилась. Добил умирающие угли, перевернув чайник в бывший костер. Он, шипя, агонизировал.

Быстро собрался. Решил переночевать в той квартире, в которой запасался всем необходимым для пикника.

В маленькой комнатке стоял разобранный двуспальный диван, на нем гора маленьких, с ручной вышивкой, подушечек. Аккуратно сложенный плед, сотканный из железной, верблюжьей шерсти. Снял куртку, ботинки. Засунул пистолет под одну из подушек. Отметил в блокноте еще один, прожитый без убийств, день. Чувствовал огромную усталость. Успел подумать о Шуре, которая никак не могла обрести покоя под боком. И еще о том, что последнее время кошмары не снятся. Вновь сбежал в безопасность сна без сновидений…

Нет ничего более абсурдного, чем пустой город. Пустой лес, пустое поле, даже пустая деревня, слова, сочетающиеся и сочетаемые со смыслом. Пустой город, явление не находящее ни определений, ни ассоциативных аналогов.

Этот пустой город мне снился. Бежал по нему и в нем. Мелькали дома, улицы, мосты. Я бежал, пытаясь найти людей. Они были, но прятались от меня. Люди боялись и не верили мне. Бежал и подбирал слова, чтобы суметь доказать им, что я такой же, как и они. И с каждым шагом понимал, что все мои доводы разобьются о ту правду, что они знают обо мне.

Разбудила Шура. Она сопела и усердно щекотала усами мое лицо. Сна ни в одном глазу, а у меня их два, в отличие от подруги. Внутри поселился червяк. Он заменил собой все внутренности и теперь сосал стенки желудка. Чувствовал себя, как в день перед экзаменом. Очень важным экзаменом, к которому совершенно не готов.

Шура нетерпеливо топтала мою грудь передними лапами.

– Что, хочешь сказать, – вставайте граф! Вас ждут великие дела. Нашла, тоже Онри Сен-Симона.

Шура поняла упрек. Соскочила с дивана и занялась любимым делом, – умыванием. Пришлось подниматься и мне. Тело разбито вдребезги. Казалось, что бежал не во сне, а наяву. Состояние не соответствовало, предначертанию сегодняшнего дня. Перестал относиться к себе, как к герою. Все то, что должен был сделать, виделось невыполнимым. Сказал бы мне, кто ни будь пол года назад, о необходимости убить Демона, возрастом превышающего само время, и сумей убедить в этом. Я застрелился уже тогда, каким бы это было облегчением! Используя остатки воды и бритву обнаруженную в ванной, сумел побриться. Вода была холодной, пена быстро засыхала и перхотью обрушивалась вниз, бритва была тупая, как колено. Тем не менее, бритье вернуло реальность ощущений. Скорее всего, с помощью трех порезов. Один на шее, второй под нижней губой и третий на щеке. Гадким Денимом обжог и без того горящее лицо. Почистил зубы. В ванной больше делать нечего.