Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

— Если Вы не знаете, что у Вас увеличиваются зрачки, то, по идее, не должны владеть ментальными приёмами.

Выкрутился, скотина.

Он крепкий орешек! Ты следи за зубами, а то придётся на дантиста потратиться.

— А я и не владею, это так, случайно обнаружилось! — буркнула я и вытащила онемевшие от холода руки из воды.

И ещё заметь, с этим белобрысым типом явно что-то нечисто!

Да знаю, шиза моя ненаглядная, знаю!

Наблюдатель посмотрел на меня уже по-другому, без прежней насмешки и издёвки. Я словно открылась для него в новом свете, и он пересматривал своё ко мне отношение. С его лица исчезло то липовое выражение почтительности, которое меня раздражало, исчезла неприятная полуулыбка, и на несколько секунд он стал просто задумчивым.

— Виктор, — неожиданно произнёс мужчина, протягивая мне руку, затянутую в тонкую кожу чёрной перчатки.

— Кейни Лэй Бра… то есть, — быстро спохватилась я, — Кейрини Лэй. Можно просто Кейни или Лэй.

Моя кисть ещё не высохла от воды, но Наблюдатель легонько сжал её пальчики и невозмутимо поднёс к губам. Задубевшей от холода кожей я ощутила довольно сильное жжение вместо покалывания и удивлённо уставилась на белокурого мужчину. Что это означает? Я сегодня уже здоровалась с несколькими… не совсем людьми, скажем так, но это… это совсем не то!

Высказывать своё волнение вслух я не решилась. Этот тип и так знает, что я нелюдь. Хватит с него.

— Знаешь, — медленно прознесла я, рассматривая пальцы, которые он поцеловал, словно надеялась найти там ожог, — давай ты меня вместо мисс будешь называть просто Лэй. И не на Вы, а на ты, идёт? — я подняла взгляд и встретилась с васильковыми глазами Виктора. — Тебя ведь так и подмывает обращаться со мной как, по меньшей мере, с равной. Облегчим тебе задачу.

— Как хочешь, — флегматично пожал плечами Наблюдатель, но я не поверила, что ему всё равно. Человеку, который старше меня в два раза, всё равно быть не может.

Мы умолкли, а молчать сейчас было абсолютно нельзя. Ну, знаю я, что вот именно такие моменты хорошо подходят для завязывания вполне дружеских отношений. А дружеские отношения с этим вот белоголовым субъектом моему здоровью никак не повредят. Скорее, наоборот.

— Расскажи, — я хлопнулась рядом на лавку рядом с мужчиной, — что там в Академии Наблюдателей Мрака?

— Фикусы у входа, — усмехнулся Виктор, — и домашний гуль по кличке Пуся.

У меня лицо перекосилось от злости и изумления: кажется, он опять начал издеваться. Я к нему со всей душой, а он…

Увидев это, Наблюдатель рассмеялся и произнёс:

— Я серьёзно. Смотри, — он не без труда задрал рукав плаща и показал мне странный шрам в виде неровного квадрата. Было видно, что эта геометрическая фигура сделана не хирургическим инструментом, а длина её сторон сравнима с расстоянием между клыками у среднестатистического гуля.

— Такую вещь сдел каждому из моей группы Пуся. И всего лишь за пару лещей, — произнёс Виктор, опуская рукав. Я фыркнула:

— Не лучше ли было взять стерильный скальпель и позвать Малевича?

Гули не разносят трупный яд, но всё же.

— Если бы ты училась в Академии, ты бы поняла, — возразил мужчина.

— Говорят, что первый год в Академии, — начала я, внимательно всматриваясь в его лицо, — это год в изоляции?

Виктор кивнул:

— Да, полная изоляция от окружающего мира. Твою группу помещают в специальный корпус, запрещая выходить за его пределы и пределы отведённого вам двора. Впрочем, оттуда и невозможно выбраться, пока Вам не разрешат. Но это ещё не всё. Вы учитесь, едите, тренируетесь без каких-либо контактов между собой. Вы живёте по одному, и вам запрещено приходить друг другу в комны. И поверь, первый курс — это действительно курс в изоляции. Больше я тебе сказать не могу: это, как ты сказала, военная тайна.

— Но зачем это всё?

— «Это всё», как ты выразилась, мы зовём Пыткой Одиночества. Она — часть обучения, проверка силы воли и нервов, так сказать. Для того, чтобы учиться на Наблюдателя, нужно уметь держать себя в руках и подолгу обходиться без контактов… Есть ещё масса нюансов, которые тебе знать нельзя, — добавил он, глядя, как я уже открыла рот для очередного вопроса.

— И всё равно, — не унималась я, — год — это…

— Мало? А ты попробуй! — мягко оборвал меня Виктор. — Ты и десяти минут не усидела в своей комнате, вылезла из окна поискать проблем на свою голову. Попробуй провести год в молчании и строжайшей дисциплине.

Я помолчала, а потом с неприятным чувством на душе ответила:

— Уже не смогу.

— Ты хотела быть Наблюдателем? — покосился на меня Виктор.

Я кивнула, подтягивая колени к груди:

— И сейчас хочу.

— Странное у тебя желание, как для девчонки, — усмехнулся мужчина и откинул голову на спинуку лавки, полностью расслабившись.

— Вампиры убили моих родителей. Чего тут странного? — пожала я плечами. — Теперь даже могил не могу найти.

— А может…

— Нет, они не стали. Это я тоже проверяла.

— Как?

— У меня есть знакомые.

— Например? — повернул ко мне голову Наблюдатель.

Я внимательно посмотрела в его глаза, но ничего не увидела из-за густой тени ясеня и, видимо, сузившихся зрачков. Пришлось изрядно напрячься, чтоб опять расширить их, но когда мне это удалось, я разочарованно поняла, что глаза и лицо Виктора пусты и бездушны, как у куклы…

Даже нет, хуже.

У моей Скарлетт на лице и то больше чувств, хоть её сделали вампиры. А у Наблюдателя каждая чёрточка наполнена ничем. Словно её высек из мрамора скульптор-неумеха, так и не научившийся выражать чувства и эмоции своих творений.

— Ты малость перестаралась, — неожиданно произнёс белоголовый мужчина, так и не поднимая головы со спинки лавочки. — У тебя зрачки стали на весь белок.

Я не ответила, только отвернулась и крепко зажмурилась, пытаясь привести себя в порядок. Знать бы ещё, как, ведь раньше я делала это неосознанно, при смене освещения…

— Сосредоточься на глазах, — тихо посоветовал Виктор, — представь, будто они меняются, представь, как сужаются зрачки.

Я попыталась последовать его словам — в глазах неприятно кольнуло и выступили слёзы. Первым моим побуждением было как следует потереть веки, что я и сделала: ощущение было такое, будто я час просидела, уткнувшись носом в экран работающего телевизора, да при этом ещё и не моргала.

Но зато когда я посмотрела на Виктора, его лицо, как и полагалось, было скрыто тенью ясеня.

— У тебя такие красные глаза, будто ты полчаса блуждала в дымовой завесе, — хмыкнул тот.

— А что потом, после Пытки Одиночества? — спросила я, проглотив его насмешку. Он прошла через горло с большой неохотой, как непережёванная рыбья кость.

— Потом вас переселяют в другой корпус и выпускают к остальным. Это чем-то похоже на школьную жизнь: общая столовая, общий школьный двор, тренировочные площадки, в коридорах полно народу из разных потоков… Тебе лучше помнить, как это.