Наталья Резанова - Журнал «Если» 2010 № 3

— Так зачем вы ко мне пришли? — не понял профессор.

— Мы уже говорили, — сказал я. — Научите нас снова нашему языку. Чтобы мы смогли перейти обратно в свой… э…

— Ангельский вид, — теребя куцую бородку, сказал Кабайлов. — Мы… это… всячески уважаем людей…

— А в человеческой жизни так много не доступных ангелам радостей… — вздохнул я.

— Но все-таки хочется вернуться обратно, — немного неуверенно произнес Дима. И посмотрел на меня: — Ведь верно?

Я пожал плечами. И сказал:

— Вы уж научите нас ангельскому. А потом постарайтесь его забыть. Ну, попросите себе чего-нибудь и забудьте.

Видимо, это я сказал зря.

— Забыть… — задумчиво произнес профессор. — Забыть язык, который… который искрится, как фонтан… который освежает души и зажигает сердца… Вы знаете, что я утром поговорил с завядшей геранью — и она расцвела?

— Да вы могли ее попросить хоть заплодоносить! — неосторожно сказал Дима. — И снимать по два урожая в неделю.

— Урожая чего? — сбился профессор.

— Да чего угодно!

Профессор крякнул:

— И вы просите меня забыть этот язык? Нет. Нет, нет и нет! Вас научу, если хотите. Но и всех остальных!

— Мы не можем этого допустить! — воскликнул Дима.

— Как вы меня остановите? Убьете?

— Нам не положено, — сказал Дима с некоторым сожалением. — У нас миссия была другая, понимаете? Вот те ребята, которых в Содом и Гоморру послали… они бы запросто… А мы — что мы? Нас послали языки смешать. Больше мы ничего делать не в праве…

— Взываем к вашей доброте и сознательности! — сказал я.

На миг в глазах Петра Семёновича появилось сомнение. Потом он покачал головой:

— Нет. И не просите. Говорю вам истинное слово — уйдите и не возвращайтесь!

Ну что тут можно было поделать?

Мы вскочили, роняя стулья. Торопливо пошли в прихожую. Приказ, отданный на ангельском языке, гнал нас, будто плетка. Мы даже обуваться не стали, подхватили ботинки и выскочили на площадку.

— Извините, — сказал профессор вслед. — Я уверяю вас, что не премину отметить ваш основополагающий вклад в возрождение ангельского языка!

Так мы и оказались на улице. Промозглая московская весна приняла нас в свои объятия. Мы уселись на лавочке, стали обуваться. А потом не сговариваясь посмотрели на окна профессорской квартиры.

— Упорный, — вздохнул Дима.

— Вначале диссертацию напишет, — предположил я. — Потом откроет сайт в Интернете, курсы по изучению…

— Тут-то мы и изучим его обратно! — встрепенулся Дима.

— И что? — спросил я. — Тогда мы не просто перестарались с заданием. Это мы вначале перестарались, а потом всё вернули на круги своя!

От окон профессора повеяло чем-то древним и могучим. У стоящей во дворе машины сработала сигнализация.

— Заставляет герань плодоносить? — предположил Дима.

— Или себя делает статным молодым красавцем, — вздохнул я. — Сам же понимаешь, фантазия у людей небогатая. Исполнение желаний, сила, красота, всемогущество…

— Вижу только один выход, — печально сказал Дима.

Я кивнул. И попросил:

— Только давай не увлекаться… не как в тот раз…

Но все-таки мы увлеклись. Тысячелетия обычной человеческой жизни… это, конечно, по-своему занятно. И достаточно было смешать язык только одному профессору.

Но ведь мы были способны на большее!

Бирюлевский язык создал я. Не надо меня ругать, имею я слабость к агглютинирующим языкам. А вот кремлевско-остоженский диалект или, к примеру, так недооцененный ныне нагатинский язык — Дима, он любит флектирующие. Да, мы увлеклись…

Когда все закончилось — по человеческим меркам прошло всего несколько секунд, окно над нами распахнулось и показался профессор. Он размахивал руками и что-то кричал. Уж не знаю, что именно — его язык придумал Кабайлов.

— Не волнуйтесь, профессор! — попросил я, хотя и знал, что он меня не поймет. — Все как-нибудь образуется! Все к лучшему, вот увидите!

Профессор рвал на себе волосы и грозил нам кулаком. Шевелюра у него, кстати, стала великолепной — густые черные волосы, вот чего он успел попросить…

— Эх… Дима, может, по кружечке? — спросил я.

Как ни странно, он меня понял. Не слова, конечно, а интонации. Кивнул и сказал:

— Лямс!

Ожидаемого столпотворения на улицах пока еще не было, в каждом районе люди по большей части говорили на одном языке. А бармен понял нас вообще без слов — поставил две кружки пива, пробил сумму и кивнул на кассовый аппарат.

И тут нас догнал профессор. Молча вырвал у меня кружку, залпом выпил половину. А потом с ехидной улыбкой показал флешку, на которой был записан ангельский язык.

Ну что с ним поделаешь?

Я давно уже понял, что если человек упрется — его никакое чудо не остановит.

Особенно человека, который разговаривал с ангелами.

Вздохнув, я жестами попросил бармена налить пива профессору.

Нешуточный скандал раздула «желтая» пресса вокруг имени Б. Н. Стругацкого. Дело было так. На официальном сайте некий пользователь задал Борису Натановичу вопрос, больше похожий на утверждение, смысл которого в том, что Камерон в фильме «Аватар» украл у Стругацких идею планеты с огромным лесом-джунглями под названием Пандора. Вопрос был задан до выхода фильма на экраны, никто его еще не видел, поэтому Борис Натанович ответил дословно следующее: «Всё может быть. Но не судиться же с ними?!». Сначала отреагировала интернет-пресса, переиначив слова Б. Н. по-своему. «Цитата» выглядела примерно так: «Американцы «позаимствовали» нашу идею, — говорил Борис Натанович. — Это очень неприятно. Но не судиться же мне с ними?!». Вскоре подключились бумажные издания, на все лады муссируя «сенсацию»: Стругацкий обвиняет Камерона в краже! Лишь через несколько недель одно из изданий догадалось обратиться за разъяснениями к самому «фигуранту». Ответ Стругацкого был резок: «Что за чушь собачья! Никогда ничего подобного не говорил. Фильма не видел, ничего о нем не знаю, кроме того, что действие там происходит на планете ужасных чудовищ под названием Пандора. Материала для плагиата, я бы сказал, немного. Чтобы назвать планету чудовищ Пандорой, про Мир Полудня читать не обязательно, — достаточно вспомнить легенду о шкатулке Пандоры. Какой осел приписывает мне глупости, которых я не говорил? И зачем?!»

Американская книжная ассоциация объявила лауреатов своей премии Reading List Awards. Премия вручается в восьми номинациях, в том числе и в трех фантастических. Лучшими произведениями 2009 года стали: в жанре фэнтези — роман Кена Скоулза «Жалобы», в жанре НФ — роман Паоло Бачигалупи «Взвинченная девушка», в жанре хоррор — роман Брайана Эвенсона «Последние дни».

Роберт Родригес все же собирается снимать четвертую часть культового цикла «Дети шпионов». Правда, учитывая, что исполнители главных ролей Алекса Вега и Дэрил Сабара «за время пути успели подрасти», было не очень понятно, как режиссер собирается разрешать ситуацию. Наконец объявлено, что в центре повествования будут уже другие шпионские дети. Но появление Алекса и Дэрил, а также их киношных родителей в исполнении Карлы Гуджино и Антонио Бандераса не исключено.