Джуд Фишер - Колдовская магия

— Какой человек?! — Голос Беры сорвался на крик.

Бабушка Рольфсен усмехнулась:

— Я прожила почти в два раза больше, чем ты, дорогая, и жизнь моя не всегда была такой же чистой и прозрачной, как твое любимое горное озеро.

Самым любимым времяпрепровождением Катлы в детстве было купание в горных озерах. Она взглянула на мать с неподдельным интересом — может, их связывало нечто большее, нежели только цвет волос и телосложение…

Бера фыркнула:

— Судя по всему, она была больше похожа на грязное и вонючее озеро. Заигрывать с некромантами и неудачниками за моей спиной, приглашать в мой дом… для лечения моей дочери… называть их моими друзьями! Неслыханно! Я не пущу в этот дом грязного сейду. Если комедианты привезут это существо с собой, я откажу им в гостеприимстве. За моим столом они не получат ни хлеба, ни соли. И никакой рыбы и пива!

— Бера!

— Клянусь Фейей! Никакие сейды не переступят порог моего дома. Они отвратительны, и набожные люди не могут терпеть их присутствия!

Аран в ужасе посмотрел на жену.

— Бера, ты не можешь так поступить: это наихудшее из оскорблений — ты навлечешь позор на весь клан.

В ответ Бера просто сделала два шага вперед, положила руку на плечо мужа, развернула его, решительно вытолкала за дверь и прошагала мимо в сад без единого слова.

Она заговорила с ними снова только через три дня.

Казалось, за это время Бера пожалела о своей несдержанности, потому что вскоре все вместе принялись готовиться к Великому Пиру.

Катла много времени проводила в бухте с Фергом — в конце концов, на кухне от нее было мало проку, с одной-то рукой. Искалеченная рука по-своему полезна — по крайней мере избавляет от неприятной обязанности чистить и жарить, свежевать и коптить, однако увечье не помешало девушке стащить кусок пирога с курицей по дороге сюда.

Она съела пирог, сидя на волнорезе спиной к перевернутой, качающейся на волнах лодке, болтая ногами над водой. Ферг повернул нос к выпечке — «Слишком жирно для тебя, парень!» — поддразнила она его — и сожрал остатки курицы с такой жадностью, что наверняка даже не почувствовал вкуса, потом начал лизать здоровую руку девушки в благодарность, свернувшись рядом на теплых камнях. Глаза собаки сузились до удовлетворенных, сияющих щелочек.

Вместе они слушали крики чаек и смотрели на солнце, разбрызгивавшее частицы света по воде. Немного позже пес стал похрапывать, а вскоре задремала и Катла.

— Катла!

Девушка ясно слышала свое имя, но голос ей был незнаком. Во сне она бежала, что-то гналось за ней. Катла не решалась обернуться, чтобы взглянуть на преследователя, боясь споткнуться и упасть, но могла слышать его вой — морозный и ветреный… он пришел за ней и уже (как осознала Катла с холодной уверенностью) поглотил ее семью. Небо над головой стало темно-красным, низкие облака окрасились в пурпурный цвет и закрыли солнце. Девушка почувствовала на щеках капли дождя. Подняла правую руку, чтобы стереть их, и обнаружила свою кисть целой и невредимой, с длинными, тонкими и здоровыми пальцами. Словно зачарованная, девушка уставилась на руку и поняла, что видит собственные кости сквозь кожу — словно темные тени, покрытые тонкой, хрупкой плотью, будто солнце обрело способность пронзать ее лучами насквозь. Потом сияние угасло, и Катла заметила кровь на пальцах. Она подняла глаза к небу, и на ее лицо упало еще несколько капель. Жуткий страх сжал сердце. Но в отдалении уже пробивался яркий свет, и кто-то звал ее оттуда, и если ей только удастся опередить нечто позади…

— Катла!

Она внезапно очнулась и тут же очутилась на ногах в тени своего брата, Халли. Солнце, светя ему в спину, окрашивало шевелюру юноши в зловещий темно-красный цвет.

— Я… ах…

Катла вдруг непонятно почему почувствовала себя виноватой. «Может быть, из-за украденного пирога? — спросил тоненький внутренний голос. — Или действительно случилось что-то ужасное?»

Сон оставил после себя гусиную кожу на обнаженных руках девушки, позвоночник покалывало в атавистической реакции на кошмар. Пес, почувствовав ее настроение или, может статься, каким-то невероятным образом проникнув в страшный сон, завыл.

Халли протянул руку к Фергу, тот угрюмо понюхал ее, потом снова успокоился.

Брат внимательно посмотрел на Катлу, потом показал в сторону моря.

— Смотри — корабли комедиантов!

И действительно, вот они, на самой линии горизонта. Два больших прямоугольных паруса, темных на фоне голубого неба.

Катла стряхнула остатки сна и, посмотрев на Халли, вымученно улыбнулась:

— Ты именно это пришел мне сказать, брат, или собирался сделать выговор за то, что я забросила свои обязанности?

Халли с каждым днем делался все старше и ответственнее. Казалось, будто он становится на место отца, потому что Аран мог теперь говорить только о своем безумном плане экспедиции в поисках Святилища — к ярости матери. Они уже и ругались (впервые за девятнадцать лет, насколько помнила Катла) несколько ночей подряд после того, как отец впервые объявил о своем намерении: заказать лучший ледорез, какой сможет найти, для установки его на свой корабль (что будет стоить семье всех сбережений и даже больше, потому что деньги с продажи сардоникса перекочевали в карманы группы наемников) и взять всех здоровых мужчин клана в путешествие к сказочному острову, обозначенному на его драгоценной карте.

— Ты не тот мужчина, за которого я выходила замуж! — бушевала Бера. — Я выбирала отца своим детям и мужа себе, мужчину, которому можно доверять, который обеспечит семью, а не безумца, помешанного на дурацких сказках, который носится с ничтожным обрывком бумаги, всученным ему мошенником на Ярмарке, как Джек с бобовым зернышком!

Три утра подряд Катла обнаруживала отца лежащим на сеновале в амбаре, когда седлала пони для прогулки.

— Нет. — Халли выглядел обиженным. — Просто я подумал…

Болезненное выражение скользнуло по его лицу, потом он уселся на волнорез рядом с Фергом. Старый пес укоризненно взглянул на юношу, посторонился, положил голову Катле на колени и пустил слюни.

— Извини, Катла. Прости.

Она нахмурилась:

— За что?

Халли прокашлялся и посмотрел на руки, брови его сошлись в одну темную линию — совсем как у Арана, когда тот злился или сокрушался.

— За то, что мы не спасли тебя от костра. За то, что… твоя рука обгорела. И за то, что ты больше не можешь лазать по скалам.

Катла почувствовала в горле ком, глаза защипало.

— Я сама виновата, — хрипло проговорила она.

Девушка схватила брата за плечо здоровой левой рукой, ощутив под пальцами теплые канаты мышц и вьющиеся черные волосы.

— Ты сделал все, что мог. Ты и… Тор. Ты убил человека топором.