Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

— Вам следовало сделать Джилсепони своей любовницей и оставить ее в Палмарисе, где ей самое место. А если вы решили назвать кого-то королевой, то ею должна была бы стать Констанция Пемблбери. Но вы поставили свои мужские потребности выше интересов двора.

— Убирайся вместе со своим двором в преисподнюю к Бестесбулзибару! — взорвался король. — Ты осмеливаешься утверждать, что Джилсепони не место в Урсале, повторяя мерзкие сплетни надушенных придворных девок! Как же, Джилсепони, эта простолюдинка, посмела вторгнуться в их прелестный мирок, да еще и воссесть на троне, о котором втайне мечтала каждая из этих развратных идиоток! Трон — вот что для них важно, а не тот, кто сидит на троне рядом с королевой. С меня довольно!

— Вы сомневаетесь в том, что Констанция вас любит? — удивленно спросил герцог Калас.

Вместо ответа Дануб рявкнул:

— Как ты осмеливаешься так говорить со мной?

— А разве я вам не друг? — осведомился Калас.

— Друзья так себя не ведут, — негодующим тоном парировал король, ткнув пальцем в его сторону. — По моим наблюдениям, герцог Таргон Брей Калас почти ничего не делал, чтобы помочь Джилсепони освоиться с жизнью в Урсале. Я не слышал, чтобы Калас защищал свою королеву, защищал жену своего друга , от сплетен и клеветы, преследующих ее на каждом шагу!

Герцог весь подобрался. Они с Данубом долго смотрели в глаза друг другу. Каждый понимал, что эта стычка назревала уже давно, и каждому из них было горестно сознавать, что повернуть назад невозможно.

— Я отправляюсь на зиму в Йорктаун, — объявил Калас.

— Констанции не следовало уезжать, — бесцветным голосом заметил Дануб.

— Она видела, что у нее нет иного выбора.

— Я не должен был этого допустить.

Герцог Калас едва не поперхнулся, удивленно округлив глаза.

— Я не должен был допустить отъезда детей, — пояснил король. — Весной они непременно вернутся в Урсал и будут проводить здесь каждое лето. Зимой, если захотят, они смогут оставаться с матерью в Йорктауне. Разумеется, Констанция тоже может вернуться в Урсал. Да, таково мое решение.

Он посмотрел на герцога и вопросительно вскинул бровь.

— Ты имеешь что-нибудь сказать по этому поводу?

— Вы — король. В вашей власти делать то, что вы сочтете наилучшим, — дипломатично, но с заметной долей иронии отозвался герцог Вестер-Хонса.

Сдержанно поклонившись, он повернулся и зашагал прочь. Дануб смотрел вслед Каласу и отчетливо сознавал, что отношения между ними изменились навсегда.

Она сделала вид, что не слышала ни глумливых перешептываний, ни раздавшихся вслед за ними язвительных смешков. Однако когда в комнату через противоположную дверь вошел главный королевский повар, неся поднос с кушаньями, и обе фрейлины захихикали еще громче и бесстыднее, Джилсепони поняла, что на этот раз должна вмешаться.

Последняя сплетня, гулявшая по замку, недвусмысленно намекала на более чем теплые отношения между королевой и Кениканом. Джилсепони понимала, что так этого оставлять нельзя. То была уже не просто сплетня, а намек на измену, угрожавший не только ее репутации, но и наносивший удар прямо в сердце Дануба.

Не поворачивая головы и сохраняя на лице спокойное выражение, Джилсепони направилась к этим дамам.

— Я бы советовала вам осторожнее выбирать слова, которые слетают с ваших грязных языков, — сказала она.

Если не считать столкновения с Констанцией, королева уже давно не опускалась до разговоров с придворными сплетниками и клеветниками.

— Вы можете не бояться задевать королеву Джилсепони, — тихо продолжала она, проходя мимо и не глядя на замершую в испуге парочку. — Но страшитесь задеть Джилсепони Виндон, жену Полуночника.

Отойдя на несколько шагов, она быстро оглянулась. Одна из фрейлин стояла с побелевшим лицом, другая ошеломленно таращила глаза на королеву, словно Джилсепони переступила все допустимые в придворном мирке границы. Именно это и было ее намерением — показать этим гусыням, что она не преминет осуществить свою угрозу. Придворные дамы были изощрены в умении вести закулисные битвы, пользуясь оружием сплетен и ощущая при этом свою полную безнаказанность. Им было совершенно неведомо открытое столкновение с противником, причем с таким, который умеет сражаться не только словами.

Выражение ужаса и замешательства на лицах придворных сплетниц сопровождало Джилсепони вплоть до покоев, которые она занимала вместе с Данубом.

Король был чем-то удручен. Он сидел, глядя в пол, и даже не поднял головы, когда вошла его супруга. Джилсепони присела напротив Дануба и стала терпеливо дожидаться, пока тот заговорит.

— Чего бы я только не отдал, чтобы у нас с тобой был ребенок, — наконец произнес король, по-прежнему не поднимая головы.

Джилсепони хотела было ответить ему, однако промолчала. Почему это Дануб вдруг заговорил о ребенке? Ради укрепления их любви или ради интересов государственной политики? Судя по тону, король, скорее всего, имел в виду последнее.

— Ты считаешь, что тогда при дворе стало бы легче дышать? — спросила она.

Дануб пожал плечами, продолжая глядеть в пол. Столь непривычная для ее мужа поза свидетельствовала о том, что произошло нечто весьма и весьма неприятное. Возможно, его ушей успели достигнуть сплетни про нее и главного повара.

— А может, наоборот, появление ребенка еще больше все усложнит? — задала Джилсепони новый вопрос.

— Мне было бы легче делать выбор, — ответил Дануб, и такой неожиданный ответ заставил ее умолкнуть.

Она с нескрываемым изумлением посмотрела на мужа.

— Думаю, мне придется вернуть Мервика и Торренса ко двору, — пояснил тот. — Хотя бы на некоторое время, на несколько месяцев в году, чтобы они должным образом смогли постичь, какие обязанности лежат на них как на моих наследниках.

— Конечно же, это самое разумное — ответила королева, постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно искреннее.

Она никогда не была настроена против Мервика и Торренса. Правда, Джилсепони так и не сумела поближе познакомиться с мальчиками и не знала, в какой степени они соответствуют положению наследников престола. Однако она действительно ничего не имела против возвращения сыновей Дануба в Урсал.

Как ни странно, даже ее искреннее согласие не развеяло мрачного настроения короля.

— Может, мне стоило объявить своей наследницей тебя? — вдруг спросил Дануб. — Сделать так, чтобы ты следовала сразу за Мидалисом, но впереди Мервика и Торренса?

У Джилсепони вытянулось лицо, и она с большим трудом удержалась, чтобы не обрушить на мужа целую лавину возражений.

— А почему ты вдруг спросил об этом?

— Потому что ты — королева, — ответил Дануб и только теперь поднял глаза.