Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

— Из-за своего обмана я не могу покинуть это место, — продолжала Констанция.

Дануб расправил плечи и махнул рукой Каласу, чтобы тот остановил своих гвардейцев.

— Констанция? — спросил король.

Набравшись смелости, он приблизился к призраку.

— Любое злодеяние не проходит бесследно, — произнес призрак Констанции.

Чувствовалось, что со смертью страдания этой женщины не закончились.

— Я только усугублю свое злодеяние, если не признаюсь в нем.

Джилсепони встала рядом с мужем. Как такое могло произойти? Она терялась в догадках. Какая магия сумела вырвать призрак Констанции из небытия и привести сюда? Однако сомнений не было: перед ними действительно стоял призрак Констанции Пемблбери.

— Это ваши проделки? — зашипел на королеву стоявший позади нее герцог Калас.

В ответ Джилсепони полуобернулась к нему и показала свои связанные руки.

— Королева Джилсепони невиновна, — со стоном произнес призрак Констанции; вокруг царила мертвая тишина, так что до собравшихся вокруг помоста отчетливо долетало каждое слово. — Она непричастна к моей гибели. Я собственными руками лишила себя жизни, рассчитывая, что моя смерть…

Раскаяние и ужас, переполнявшие Констанцию, мешали ей говорить. Она повернулась к королю Данубу.

— Умоляю, пусть грехи матери не отразятся на ее детях, — произнес призрак начинающим слабеть голосом.

Дануб решительно тряхнул головой, пытаясь хоть как-то успокоить призрак несчастной женщины и убедить ее, что о Мервике и Торренсе надлежащим образом позаботятся.

Оба сына Констанции подбежали к призраку матери. Мервик оказался впереди, Торренс чуть отстал.

— Мама, что ты наделала? — дрожащим голосом спросил Мервик, принц Хонсе-Бира. — Мама, зачем?

Он хотел прикоснуться к ее руке, но призрак печально улыбнулся и исчез, превратившись в облачко тумана, растаявшее на ветру.

Толпа возбужденно перешептывалась.

— Опять твои фокусы, — сердито сказал Де'Уннеро. — Но как ты это сделал?

— И зачем? — спросила потрясенная Садья. — Ради какой цели? Что мы приобрели, кроме потери Констанции Пемблбери, смерть которой лишь облегчит жизнь королевы? Зачем…

Певица осеклась, увидев, что Де'Уннеро, стоявший по другую сторону от своего подопечного, понимающе улыбается, кивая головой.

— Настал час моего восхождения, — сказал Эйдриан.

— На основании признания, сделанного призраком Констанции Пемблбери, королева Джилсепони невиновна! — провозгласил король Дануб. — Пусть каждый, кто не согласен с этим, выскажется сейчас, или более никогда!

Толпа забыла, как совсем недавно бесновалась и требовала казни королевы. Теперь сотни глоток, вопивших «казнить!», радостно выкрикивали приветствия в ее адрес. Собравшиеся не сетовали более, что не увидят обещанного зрелища. Это утро зрелищами изобиловало сверх меры.

Дануб обернулся к Каласу, продолжавшему стоять с обнаженным мечом. Ошеломленный герцог мог лишь растерянно пожать плечами, не находя слов.

— Разбирательство окончено! — возвестил король, и приветственные крики возобновились с новой силой.

Дануб поднял руки в знак победы — вероятно, величайшей в своей жизни. Он облегченно улыбнулся, глядя на Джилсепони. Ее взгляд был исполнен самой искренней любви. Муж встал на ее защиту, рискуя потерять все, пытаясь противостоять злобе толпы и собственных придворных.

Улыбка на лице короля становилась все шире.

Потом он неожиданно вздрогнул и схватился за грудь. Попятился в сторону помоста и упал навзничь.

За считанные секунды ликующую толпу охватило замешательство, а затем ужас. Де'Уннеро, Садья и Эйдриан протиснулись сквозь ряды знати поближе к площадке.

Дануб лежал на земле. Лицо его было искажено гримасой. Король стонал и хватался за сердце.

Калас и Джилсепони оказались рядом. Джилсепони отчаянно пыталась разорвать путы, чтобы обнять умирающего короля.

Она без конца повторяла его имя, говорила, что любит его, и прижималась своей щекой к его щеке.

— Дайте гематит! — крикнула Джилсепони, словно вспомнив вдруг, что теряет драгоценное время. — Камень души! Немедленно!

К ее удивлению, герцог Калас подал ей гладкий серый камень.

Королева погрузилась в магию самоцвета, и ее дух помчался к мужу, готовый исцелить Дануба.

Эйдриан уже ждал ее появления.

Джилсепони не увидела его. Она заметила лишь чью-то бесплотную руку, крепко сжимавшую сердце ее мужа.

Женщина вцепилась в эту руку, отчаянно пытаясь отстранить ее. Рука сопротивлялась, но Джилсепони не прекращала усилий. Она чувствовала: еще немного — и она освободит сердце Дануба от стискивавшей его зловещей руки… И эта рука неожиданно действительно исчезла. Король Дануб был свободен от ее смертоносной ледяной хватки. Но было слишком поздно.

Вернувшись в свое тело, Джилсепони поняла, что ее муж мертв. Над ним склонился герцог Калас, по щекам которого катились слезы. Герцог вопросительно взглянул на нее. Джилсепони горестно склонила голову.

— Не смогла, — только и сказала она.

Калас несколько раз шумно глотнул воздух и встал, свирепо глядя на женщину.

— А может, не слишком и пытались, — процедил он.

Потом герцог обратился к гвардейцам и ко всем собравшимся.

— Король Дануб умер, — возвестил он. — И да будет этот день днем траура.

— Гонца к принцу Мидалису! — крикнул кто-то из стоявших поблизости аристократов. — Да здравствует Мидалис, король Хонсе-Бира!

Опять-таки по традиции, невзирая на боль и горе утраты, многие поддержали этот крик, поспешив приветствовать нового короля.

Герцог Калас посмотрел туда, где стояли Маркало Де'Уннеро и его подопечный. Юный самозванец, победивший Каласа в поединке, а затем вернувший его из мира смерти.

— Постойте! — крикнул герцог Калас, и эхо разнесло его голос над толпой.

В толпе стало совсем тихо. Все глаза, и прежде всего глаза Эйдриана и Мервика, обратились к герцогу.

— По указу, изданному королем Данубом, принц Мидалис унаследует трон лишь в том случае, если у Джилсепони не будет детей, — пояснил герцог.

— Так она еще и беременна? — злобно выкрикнул какой-то аристократ.

Толпа вновь яростно завопила. Джилсепони ощущала на себе вопросительные взгляды, сама испытывая не меньшее недоумение.

— Она уже имеет ребенка, — произнес герцог Калас.

Каждое слово давалось ему с трудом, но герцог произнес их, сохранив внешнюю невозмутимость.

Эйдриан выбрался вперед и уверенным шагом поднялся на помост. Место несостоявшейся казни по странной иронии судьбы превращалось в место его несомненного триумфа. Де'Уннеро подал знак ближайшему из своих сообщников, чтобы тот передал по цепочке приказ быть наготове.

На помосте появился и аббат Олин, поднявшийся по боковой лесенке.