Любовь Пушкарева - Утраченный покой

Я, отвалив челюсть, таращилась на нее. Секунд через двадцать я взяла себя в руки.

– Ники, обязательно расскажи мне все о своем… бывшем господине. Как только этот дурдом кончится. А я надеюсь, что он кончится через двое суток. Слышишь, псина, при таких габаритах ты обязан растерзать Сугаву как крота!

– Бав! – радостно отозвался наш боец. – Бав-Бав!

– Угу, но самоуверенным всё равно не будь, ты ж у нас Обманчивый, вот и действуй так, не забывай.

Тони улыбнулся. Как он ухитрялся улыбаться в песьем обличье, ума не приложу, но и будучи хаски, и сейчас он скалился в улыбке. Я даже потрепала его за ухом: он вполне мил, если не облизывает и не лает.

Я рассталась с Ники, почти больная от всех этих волнений и переизбытка новой информации, мечтая о сне и покое.

В полудреме я поднималась по лестнице к себе домой, когда почувствовала… волну. Что-то неслось и грозило смести всё на своем пути; если бы я не была такой уставшей, то сообразила бы быстрее, а тут не успела. Меня накрыло. Боль, невыносимая и чудовищная скрутила меня, бросила на ступени, я утонула в ней. Меня спасло лишь стремление Шона закрыться, он отчаянно старался погасить эту волну, поставить заслон на ее пути. Это дало мне мгновенную передышку и я из последних сил «задраила» нашу связь. Очнулась я внизу, на асфальте. Ныла челюсть, и руку разрывало болью. Ко мне бежал Родж.

– Пати, что случилось? – он не рисковал трогать меня, не зная серьезность повреждений, – Я вызову врачей.

– Не надо, Родж, – прохрипела я.

Он тут же все вспомнил: врачи – это не для меня.

– Помоги дойти домой.

– Что ты ушибла?

– Только лицо и руку.

Он аккуратно помог мне подняться на ноги

– Что это было, Пати?

– Несчастный случай.

– Оступилась? – тон был полон скептицизма.

– Нет. Но проявила еще большую неосторожность. Сама виновата, – прошептала я чистую правду.

Ослабила контроль и приоткрыла связь. И не вина Шона, что заслон с его стороны не выдержал.

– Господи, Пати, куда ты влипла, а? – вырвалось у Роджа в сердцах. Мы медленно поднимались по лестнице.

– Между прочим, я попадала и в худшие переделки… наверное худшие. До тебя. Раньше.

– Угу. Ну конечно, ты же живешь целую прорву лет. Дункан МакЛауд в юбке.

– Кхе-кхе, – засмеявшись, я поняла что ребра тоже не в порядке, – Я младше Горца, мне не больше двухсот лет.

Мы подошли к двери, и я принялась неловко открывать ее левой рукой

– Дай я, – не выдержал Родж.

– Нельзя. И входить нельзя. Прости, Родж, и спасибо за помощь.

В ответ он посмотрел на меня как на малолетнюю дуру, попавшую в полицейский участок, и, покачав головой каким-то своим мыслям, развернулся и молча ушел. Вот и чудно.

Я прямиком отправилась в флерсную, желание оказаться между Лианом и Пижмой было до истерики сильным. Если бы кто-то встал на моем коротком пути, не знаю, чем бы это кончилось для нас обоих.

Пижма в полусне сам подвинулся, уступая мне место и обнял. Лиан почувствовав соперника даже сквозь сон тут же прижался сильнее.

«Ну вот теперь можно отключиться…»

Проснулась я не от свежести утреннего луга, как обычно, а от голосов.

– Я вижу, что она закрылась. Почему? Почему? – и в вопросе звучала жгучая обида.

– У нее рука сломана. Может, на нее напали, – какой все же у Пижмы приятный и глубокий голос.

– Как же ее лечить, когда она так закрылась?! – мой дурашка был полон отчаяния от невозможности мне помочь.

– Лиан…

Я сняла щиты, которыми вчера с перепугу оплелась, но открывать связь с кем-либо не рисковала.

– Пати, что случилось? Почему ты закрылась? От нас! – в его тоне звучало обвинение. Распустила я его. Ох, распустила. Пижма, словно слыша мои мысли, успокаивающе погладил по руке, заработав ревнивый взгляд от Лиана и проигнорировав его.

– Я не от вас закрылась. Шону сейчас очень плохо, и я боюсь открыться и нарваться на него.

– От инкубов одни проблемы, – буркнул Лиан, но тут же переключился. – Нам надо тебя лечить.

– Лечите, – с улыбкой согласилась я.

Лиан все сделал сам, раскачал нас и наполнил меня бело-зеленым. Не составило никакого труда отдать приказ силе и вылечить тело.

Пижма, сидевший рядышком на тахте все это время, выдохнул восхищенно:

– Какой ты белый… Тебя не зря считали лучшим и любимым…

Лиан зарделся и потупился, скрывая польщенную улыбку.

– Ты мое солнышко, мой помощник, – поддакнула я. Отчего-то я точно знала, что Пижма не будет ревновать и расстраиваться от похвал другому. А вот Лиан… Он нуждался признании и очень нуждался.

– Ой, Пати, ты в норме? – тут же насел на меня флерс, глядя строго и испытующе.

– Ну… Да…

– Так поставь на Пижму метку! Ушла вчера… А я волновался весь день! И за тебя и за него.

Я закатила глаза. Надо что-то с этим делать, он мне на голову так скоро сядет. Если еще не сел. Но прикосновение Пижмы вновь отогнало раздражение.

– Хорошо. Пижма, ты готов?

Флерс кивнул с тихой светлой улыбкой. Я невольно залюбовалась его неяркой красотой, удивительными, изменчивыми серо-зелеными глазами. Его волосы за сегодняшний день стали ярче, чистого желтого цвета, и только шрамы были еще виднее и уродливее. Бедный флерс… Но это поправимо. Как бы там ни было, а перекинуть я его смогу, и сделаю это, как только разберусь с Шоном и волками.

Рассматривая Пижму, я собрала силу и, прикоснувшись к его лбу, поставила метку. Не проговорив приказ силе вслух. Не знаю почему, но я произнесла формулу подчинения лишь мысленно и очень… небрежно, недооформлено.

Метка вышла странной; пока я настраивала vis-зрение, чтобы рассмотреть ее как следует, раздался вопль Лиана.

– А-а! Что вы сделали?! Что ТЫ сделал?! – и беловолосый с силой затряс Пижму за плечи, – Как ты мог? Как?! – и Лиан разрыдался.

Вот так трясти за плечи – это крайняя степень агрессии для существа, неспособного быть агрессивным и злым. Лиан рыдал, в слезах выплескивая обиду и то, что ему заменяло злость. Пижма попытался обнять и успокоить его, но флерс с воем отскочил и отбежал в угол, сотрясаясь в рыданиях. Я, наконец, схватила желтоволосого и рассмотрела метку…

– «Прости», – мысленный голос Пижмы был таким же бархатным и глубоким как и реальный. «Я не должен был этого делать, но я не буду жить без тебя».

Наверное, у всех есть какой-то предел, какой то лимит на эмоции, исчерпав который, начинаешь воспринимать все как само собой разумеющееся. А может, действовала обратная связь, и мне передавалось спокойствие Пижмы, но отчего-то я не стала реагировать на то, что флерс подхватил метку и переделал ее, сплетя наши жизни.

– Клятва «мужа-сына-брата»! Как ты мог дать ее, не спросив разрешения?! – выкрикнул сквозь слезы Лиан, – Эта клятва убила моих братьев и сестер вместе с Матерями. Ее нельзя давать без спросу! Понимаешь?