Светлана Крушина - Северный пес

Камилла тоже не стремилась часто попадать в поле его зрения. Она была женщиной рассудительной и не склонной к истерическим припадкам, и как должное приняла факт, что отношениям их, какими бы они ни были, пришел конец. Если она и расстроилась, то она ничем не показывала этого. В любом случае, в ту зиму Грэм был отвратнейшим собеседником. Он предпочитал проводить время один, а точнее, в компании с кувшином вина. Он пил так много, как не пил никогда в жизни, но единственным эффектом этого самого настоящего запоя было лишь окончательно испорченное настроение. Желанное забытье не приходило.

Потом пришла весна, умерла старая княгиня. После тихих похорон Нинель, не попрощавшись, собрала вещички и отбыла в свое поместье, к детям. В замке остались лишь Грэм с Мэнни и несколько человек слуг — Укон, Николас, Элис. Дом медленно умирал, а вместе с ним умирал и княжеский род Соло. Жилым осталось одно крыло дома, то, в котором находились спальни Грэма и Мэнни, столовая, комнаты слуг и несколько подсобных помещений. Остальные части здания Грэм приказал закрыть.

Он уже подумывал, не перебраться ли в малое поместье — там и дом не такой огромный, и для мальчишки найдется более интересная компания, чем в Ваандерхельме; деревень в тамошней округе на порядок больше. Правда, что там делать, он не имел ни малейшего понятия. Медленно умирать? Но он не хотел такой смерти. С другой стороны, он не видел причин для жизни. Вот только Мэнни…

Но мальчишка, как стаял снег, чаще бывал теперь в деревне, чем в замке. Там он нашел себе приятелей и играл с ними. Грэм не запрещал общаться с деревенскими. Несомненно, с ровесниками ему гораздо интереснее, чем с ним…

В малое поместье он так и не переехал.

Укон оставалась единственной, кто не шарахался от него, и когда он, наконец, стал вести себя более или менее как живой человек, а не как зомби, и после долгого-долгого перерыва пришел к ней на кухню — просто посидеть у огня, — она сама, первая завела разговор.

— Не дело это, сударь, совсем не дело, — проговорила она ворчливо, с усердием разминая тесто на большом дубовом столе. — Что ж вы делаете-то, а?

— Ты про что, Укон? — немного удивился Грэм. Он сидел перед очагом, склонившись вперед и протянув к пламени руки. Укон стояла у него за спиной, но он не повернул головы.

— Я про то, что негоже жить так, как вы живете. Был бы жив ваш батюшка, он бы не одобрил.

— Еще бы, — едва слышно вздохнул Грэм. — А то и прогнал бы взашей.

— Вот и я о том же, — Укон оставила тесто в покое и, уперев в бока обсыпанные мукой руки, встала перед ним, загородив огонь. Грэму волей или неволей пришлось посмотреть на нее. Добродушное обычно лицо ее выражало крайнюю степень неодобрения. — Где это видано — сидеть целыми днями, ровно сыч, и вино цедить? Дом забросили, парк, хозяйство все; мальчишка беспризорный шатается. И никто у вас не бывает, даже дама приходить перестала, и вы ни к кому не ходите. Разве ж так можно?

— Наверное, нельзя. Но что ж делать?

— Жениться вам надо.

— Жениться… — Грэм невесело усмехнулся и опустил глаза. — Да разве ж пойдет кто за меня? А, Укон?

— А то нет! — кухарка и не думала сдаваться. — Чем вы хуже остальных господ?

— Может, и не хуже, да из другого теста.

— Это верно, из другого. Так и что ж? Вы подумайте крепко, сударь. А то ведь вы последний в роду, помрете вы — и не останется больше князей Соло-то…

А ведь и в самом деле, подумал тогда Грэм, я последний. Дети Нинели носят фамилию ее мужа, а Мэнни… если разобраться да хорошенько посмотреть на него, то сразу станет ясно, что он больше сын Роджера, чем Гаты. Крови Соло в нем и есть всего ничего.

Грэму не хотелось бы, чтобы род Соло прекратил свое существование, но и мысль о женитьбе его не слишком грела. Брать в жены абы кого он не хотел; кроме того, что бы там ни говорила Укон, ни одна знатное семейство не отдаст за него свою дочь. Да, он богат и знатен, но он чужак. Его отца в округе знали и уважали; может быть, кто-нибудь даже вспомнит и его самого, точнее — язвительного молодого княжича, каким он был шестнадцать лет назад. Но принять его — не примут. Ни за что. Слишком темное прошлое стоит за ним…

Но если кто и решится выдать за него дочь, это проблемы не решит. Грэм не знал никого из местных девушек на выданье, но он знал эту породу в общем. Времени, чтобы изучить ее, у него хватило. А зная, не хотел брать в жены девушку из аристократической среды. Конечно, среди них наверняка были и такие, как Гата или Камилла, но он не хотел их искать среди множества кисейных барышень.

Все равно, они никогда не полюбят его, жена не станет близким человеком, а жениться исключительно ради того, чтобы жениться… Да зачем это надо?

А потом, апрельской ночью, пробудившись от очередного кошмара, он вдруг вспомнил колечки черных волос, щекочущих ему грудь, загрубевшие, но умеющие быть такими мягкими руки, тихий успокаивающий шепот, слетающий с обветренных губ. Джулия… Они никогда не говорили о чувствах, но Грэм знал, что он для нее не просто очередной любовник, мужчина, с которым она всего лишь делит постель. Да и она была для него чем-то большим, чем женщина на ночь. Она была его другом…

Конечно, княгиня из нее получится странная. Под стать князю, пожалуй, но такая, что знатные дамы будут обходить ее за лигу. Но Джулия не тот человек, чтобы обращать внимания на подобные глупости.

А вот как она встретит его предложение супружества? Над этим стоило задуматься. Не пошлет ли куда подальше, к Борону? Она может…

— Джулия Соло, светлейшая княгиня, владелица Ваандерхельма, — прошептал Грэм в ночной тишине, откидываясь на влажные от пота подушки. — Звучит ужасно, но… Безымянный меня побери! Женюсь.

Так он и оказался в ненавидимой всей душой Лигии — вместе с Мэнни, конечно, потому что он не хотел оставлять мальчика одного в доме. Правда, этому предшествовали долгие разъезды: сначала по Наи и Медее, потом по Бергонту, потому что разыскать предполагаемую княгиню оказалось очень непросто. Грэм понятия не имел, где она может находиться, но поскольку расстались они в Наи, оттуда он и начал раскручивать клубок.

Поиски изрядно осложнялись тем, что в их процессе Грэму пришлось столкнуться с некоторыми боевыми «товарищами», а они вовсе не обрадовались ему. Учитывая, при каких обстоятельствах они расстались, можно было предположить, что руки у них чесались свернуть ему шею. Грэм им, конечно, не дался, но разговор вышел напряженный; и у него, и у его собеседников руки так и лежали на рукоятях мечей, пока они разговаривали, и он подумывал уже, как бы незаметно отослать подальше Мэнни, чтобы случайно не попал под горячую руку.

К счастью, обошлось. Связываться с ним не стали, хотя он и был один против двоих, кроме того, вовремя подоспел Игни и умело разрядил обстановку. Уж чему-чему, а искусству гасить конфликты он у Галейна, своего бывшего командира, научился. Они с Грэмом даже посидели потом недолго в том же трактире и выпили, вспоминая прошедшие годы. Мэнни крутился рядом и слушал, разинув рот. О бурном прошлом своего дядюшки он знал немного, и латунной биркой на шее, если и видел ее, не интересовался никогда.