Светлана Крушина - Северный пес

Небольшим утешением его родителем служил тот факт, что Джем оставалась с ними и (пока) покидать дом не собиралась. Во всяком случае, так было год назад, когда Лал последний раз был дома. Жениха у нее не было, а тех парней, которые пытались ухаживать за ней, она отшивала с завидной ехидностью.

Лал упомянул еще о младшем брате, который родился уже после того, как Грэм уехал из Карата. Саймон был на восемь лет младше двойняшек и унаследовал внешность и упрямство отца. Он был почти неуправляем, и мать и сестра немало с ним намучались. Слушался он исключительно отца и старшего брата.

Грэм сделал вывод, что дела у Брайана обстоят достаточно благополучно, а значит, можно нанести ему визит без опасений вляпаться в очередные неприятности. Он тут же мысленно укорил себя за эгоистичный подход — думать больше следовало о том, как не добавить проблем Брайану своим визитом.

— Скажи-ка, Лал, — обратился Грэм к юноше. — Ты собираешься заехать домой, когда мы придем в Истрию?

Лал пожал плечами. До сих пор в нем чувствовалась некая скованность, собеседник продолжал смущать его.

— Не знаю, господин князь. Хотелось бы, но я не уверен, что мы будем заходить в порт Карата, а длинный отпуск капитан едва ли мне позволит.

С капитаном, полагал Грэм, можно договориться без проблем, но он не хотел этого делать. Почему-то ему казалось, что юноша воспримет такое заступничество почти как оскорбление. Да и сам он лет пятнадцать назад, в возрасте Лала, ни за что не позволил бы, чтобы кто-то за него просил.

— Что ж, — сказал он как ни в чем не бывало, — если вдруг случится такое, что ты сумеешь попасть в Карат, я сочту за честь, если в дом твоего отца я приду по твоему приглашению.

Лал вспыхнул, но в глаза ему взглянул бестрепетно.

— Сочту за честь видеть в доме отца такого гостя как вы, князь! — он вдруг вскочил, со стуком поставив на стол кружку с вином, которое за весь разговор едва пригубил. — Простите, но меня ждут мои обязанности. Мне нужно идти.

— Конечно, иди, Лал…

Юноша поклонился и поспешно выскользнул за дверь. Грэм дождался, пока шаги его затихнут на коротенькой лесенке, ведущей наверх, на палубу, и со вздохом откинулся на спинку грубого стула, по его просьбе принесенного в каюту. Да, на людей он по-прежнему производит неотразимое впечатление… увы, вовсе не положительное. Он не знал, что можно с этим поделать, да и, по правде говоря, не очень-то и хотел меняться.

Как и следовало ожидать, за все плавание Лал ни разу не постучался в дверь каюты Грэма. Он вежливо здоровался в ответ на приветствия, когда им случалось встретиться где-нибудь на корабле, и охотно участвовал в беседах, которые заводил Грэм. Но сам первым разговор не начинал никогда. Грэм не знал, чего тут больше, робости или неприязни. На робкого юношу Лал вовсе не походил, равно как и неприязни в нем не наблюдалось. Скорее всего, он просто чего-то выжидал.

Грэм с нетерпением считал дни, оставшиеся до того мига, когда «Элизия» пристанет к истрийскому берегу, слонялся по палубе, не разговаривая ни с кем, кроме Мэнни, Лала и капитана. Он чувствовал спиной взгляды, которыми провожали его члены команды — взгляды, в которых любопытство смешивалось с неприязнью и опаской. Он знал, что матросы его побаиваются, хотя, вроде бы, он не сделал ничего, чтобы заслужить такое к себе отношение. Еще пару месяцев назад он посмеялся бы над этим, но теперь задумался. В последние годы ему нравилось, когда люди боялись его. Точнее сказать, не «нравилось», а просто без этого невозможно было выжить. Теперь же нужда в этом отпала, но поведение и манеру держать себя было не изменить.

На судне Грэм оказался единственным пассажиром, а потому ему не приходилось сталкиваться во время своих прогулок с другими такими же бездельниками, жаждущими общения. Его это устраивало; с другой стороны, у него появилось слишком много незанятого ничем времени. Мысли, приходящие к нему в эти дни, невозможно было прогнать ничем, ибо даже отвлечься ни на что он не мог — со всех сторон скорлупку корабля окружало лишь море, и глаз, не задерживаясь, скользил по его поверхности. Грэму ничего не оставалось, кроме как любоваться морскими пейзажами, и он изучил воду во всех ее проявлениях — и черную, как бездна, под пасмурным небом, и слепящую глаза солнечными бликами, и вздымающуюся многометровыми волнами, грозящую поглотить все, что неосторожно оказалось на ее поверхности. Ибо в этот раз Грэму «посчастливилось» попасть в шторм. Море его, очевидно, очень сильно невзлюбило и раз за разом готовило сюрпризы, один экстремальнее другого. Самое обидное, что до конечной цели путешествия оставалось всего-то четыре или пять дней пути.

Шторм разыгрался нешуточный. Грэму стоило немалого труда запихнуть Мэнни в каюту. Мальчишка непременно желал остаться на палубе и наблюдать буйство стихий своими глазами от начала и до конца. Факт, что любая волна повыше может спокойно смыть его в море, его не волновал. Или просто Мэнни о подобном не думал. А Грэм думал, а потому велел ему сидеть внизу и носа не казать на палубу, пока не позовут. За себя же он не волновался. Кроме того, для себя он считал невозможным прятаться в относительно безопасной каюте, в то время как команда пыталась справиться с кораблем; поэтому он поднялся наверх и предложил капитану помощь.

В последующие годы, когда он вспоминал это последнее плавание, каждый раз по-новому поражался, как люди по доброй воле становятся моряками, зная, что настанет момент, когда они не будут властны над своей жизнью, а все будет зависеть исключительно от прихоти стихий. Самому ему показалось, что прошли дни, прежде чем он смог спуститься к себе и, обессиленный, завалиться в койку. За те несколько часов, что бушевал шторм, он устал так, как за целый день работы на каменоломне, да к тому же еще промок и замерз, поскольку вода, больно хлеставшая со всех сторон, по температуре приближалась ко льду. Грэм и раньше-то не слишком жаловал море, и теперь любви у него к морской стихии заметно поубавилось.

Во время шторма, который, по словам капитана, был одним из самых сильных в его жизни, «Элизию» изрядно отнесло к югу, и теперь она оказалась ближе к южной оконечности архипелага, чем к Латеру. Капитан, прикинув свое месторасположение, долго ругался — на Латере корабль ждали заказчики груза, а с доставкой запаздывали уже на пару дней. Грэм сначала молча выжидал, какое будет принято решение — ему-то в Минране ничего не было нужно, а до Карата оттуда пришлось бы тащиться через всю Истрию, — а потом решил пойти побеседовать с капитаном. Он долго думал, какие аргументы привести. Можно было сказать, что корабль здорово потрепало бурей и, прежде чем пускаться в мало-мальски далекое путешествие, его не помешало бы подлатать. А порт Карата был, бесспорно, ближе, чем порт Минрана. Можно было так же заметить, что, если «Элизия» развалится по пути, пользы от нее заказчикам груза будет немного. Но, поразмыслив, Грэм решил не приводить этих выводов. В конце концов, капитан свое судно знал лучше, чем он. И ему виднее, развалится «Элизия» или нет.