Лилия Баимбетова - Перемирие

Мои ребята, наконец, спустились. По одному мы перебрались по краю провала на другую сторону. Метров в семи оттуда была еще одна воронка, только с водой. Шли мы медленно, но я все равно чуть не влезла в воду; она здесь такая прозрачная, что и не сразу заметишь. Слева набросаны были жерди, и между ними плескалась вода. По ним мы перешли, но кто-то из моих все-таки наступил в воду. Сзади меня ругались, но я даже не оглянулась. Мне было страшно. Коридор заворачивал и вывел, наконец, в небольшой зал, который мы прошли, не задерживаясь. Торренс, правда, успел пнуть большой сталагмит. Я невольно засмеялась. Но мы пошли дальше. Потолок становился все выше и уже, пока на высоте не превратился в какую-то расщелину. На полу все больше становилось обломков известняка.

И вдруг коридор расширился и превратился в зал. Потолок взмыл вверх. Это последний большой зал на Перевале Снов, дальше залы маленькие, вроде того, где был большой сталагмит (кстати, единственный во всей пещере). Пол зала покрыт был россыпями камней и повышался к востоку. Мы обошли зал с левой, более пониженной стороны и вошли в широкий и высокий ход, резко пошедший вниз.

Коридор был ровный, глинистый, скользкий, как раскатанная ледяная горка. Когда я в очередной раз поскользнулась, кейст взял меня под руку. Метров через тридцать коридор обрывался небольшим проходом, за которым начиналось подземное озеро.

Здесь была маленькая каменная площадка, а за ней черное-черное, с непрозрачной водой озеро. Низкий каменный потолок нависал над озером. Пахло водой, у каменного берега плескались маленькие волны. Все притихли, столпившись на площадке. Странное ощущение усилилось. Озеро было невелико, но другого берега я не видела. Плотная тьма стояла над озером, и тьма эта была не естественного порядка. Словно плотное черное облако висело, отражаясь, над водой, и сердце этой тьмы было где-то там, на другом берегу. И Он тоже был там. Я чувствовала его, я чувствовала, что он стоит и смотрит на нас — на меня. Но он был для меня как эта тьма, как закрытая книга, я знала, что он там, но не видела его души, не понимала, о чем он думает и что он чувствует. Но он был там и ждал — меня.

Торренс присел и, закатав рукав, окунул руку в воду, поплескал там.

— Холодная, — пробормотал он, встряхивая рукой и разбрызгивая воду. Я сняла шлем и провела рукой по волосам, потом, зажав шлем коленями, закрутила волосы узлом и снова заправила их под шлем. Мне было холодно. И снаружи, и внутри, особенно внутри. Мне было не страшно, а именно холодно.

— Где-то должна быть лодка, — сказала я, — Поищите-ка.

— А там есть другой берег? — спросил кейст.

— Да, — отозвалась я, — да, есть, небольшая площадка.

— Есть лодка, — доложил один из мердов, показывая рукой вбок, — Вон там.

Я кивнула, но медлила. Все молчали, слышен был только звук дыхания и плеск волн о каменный берег. С той стороны озера не доносилось ни звука.

— Переправлюсь сначала я, — сказала я, потирая пальцем висок, — Если он меня убьет, то вы уж — как хотите. Вообще-то мы должны его убить.

— Кого — его? — подал голос торренс.

Я взглянула на него. Он сидел на корточках и, задрав взлохмаченную голову, смотрел на меня.

— Шлем надень. Просто его, ясно? Я сама не знаю, кто он.

— Тогда почему одна? — сказал кейст, стоявший рядом со мной, он отвел меня в сторону и продолжал тихо, — Тебе не кажется, что ты делаешь глупости, тцаль?

— Нет. Это мое дело, что я там делаю. Я пошла.

Кейст сделал несколько шагов, провожая меня до лодки. Она привязана была к железному крюку, вбитому в каменную стену примерно в метре от площадки — маленький челн, с одной скамеечкой и одним маленьким деревянным веслом. Кейст, нагнувшись, подтянул лодку к площадке. Опираясь на его руку, я ступила в качающуюся на воде лодку и села на мокрую скамейку. Обернувшись назад, я стала развязывать веревку. Кейст, опустившись на одно колено и опираясь рукой о другое колено, смотрел на меня.

— Что ты делаешь, тцаль? — сказал он, и это относилось вовсе не к моим потугам развязать мокрый узел, — Что ты делаешь?

Я только улыбнулась в ответ и оттолкнулась от стены. Челн низко сидел в воде. Я тихо погрузила весло в воду — раз-раз, тихий плеск. Скоро моя лодка вплыла в облако черноты, и я словно потерялась. Вокруг меня воцарилась тьма непроглядная — внизу, наверху, со всех сторон. Казалось, что я оказалась где-то на краю мира, далеко от всех мест и всех живых душ. Казалось, что никого нет на многие лиги вокруг, и только Занд становился все ближе — странный Ворон, непохожий на Ворона.

Лодка уткнулась в берег. Здесь был небольшой песчаный пляж, я знала это и услышала шорох и скрип песка, но я не видела не песка, ни лодки, ни даже собственных рук. Медленно я вылезла из лодки и остановилась во тьме. Он был где-то рядом. Но я не могла понять — где. Я просто чувствовала на себе его взгляд. Я пыталась представить, как он стоит там, за черной пеленой, и смотрит на меня, но он неподвластен был моему воображению. Я не боялась. Я чувствовала себя как во сне.

Я зажмурилась на миг, вздохнула и тихо-тихо, почти на выдохе, сказала:

— Я хочу поговорить с тобой…. Только поговорить, слышишь?

Ни звука. Ни вздоха. Я оглядывалась вокруг, но вокруг была непроглядная темнота и только. Я не понимала, где он, хотя всем своим существом ощущала его присутствие. "Ну же, — думала я, кусая губу, — Ну же, ответь мне".

— Я выкину меч, если ты хочешь, — говорила я, — но я думаю, слова тцаля будет достаточно. Я пришла с миром. Я хочу только поговорить с тобой. Если ты хочешь убить меня, убей, но давай поговорим сначала. Я сама подставлю тебе шею, слышишь?

Тишина. Я начала нервничать; дрожь, зарождавшаяся внутри, охватывала все мое тело. Я оглядывалась вокруг; я не понимала, почему он не отвечает.

— Ea reno retto toro, — сказала я, — Olato toro? Ea Lovino retto drade tratona. Drogo. Drogo, пожалуйста… Olato toro, Karge! — крикнула я.

И вдруг, когда я утратила всякую надежду, тьма передо мной шевельнулась. Что-то стремительно вырвалось оттуда, сильные руки схватили меня и, развернув в воздухе, прижали меня к стене. Его пальцы сдавили мое горло — я могла дышать, но не могла говорить. Он молчал. Ноги мои болтались над землей — так легко он держал меня, словно игрушку. Я чувствовала его дыхание на своем лице — ровное, редкое, почти неслышное. Он не боялся меня, совсем не боялся, раз оставил мои руки свободными. Я могла бы его убить, мои руки были свободны, его — нет, и он стоял так близко ко мне. Но я не взялась за меч, я протянула руку и коснулась — его, занда. Ткань, мягкая и ветхая на ощупь. Голое тело. Холодная сухая кожа, очень холодная. Осторожно я провела пальцами по его коже. Он не препятствовал мне, но и не отпускал меня. Выступающие ребра. Голое костлявое плечо. Он был высок, очень высок. На худой, с обвисшей кожей шее я нащупала бьющуюся жилку пульса. Не знаю, что чувствуют слепые, когда так ощупывают кого-нибудь, но для меня что-то ужасно интимное было в этом. Мои пальцы прошлись по его лицу. Острый подбородок, ввалившиеся щеки, острые выступающие скулы. Он зажмурил глаз, когда я коснулась его. Пушистые ресницы защекотали мне пальцы. Лоб, покрытый тонкими морщинками. Пряди мягких, спутанных, давно нестриженых волос. Я погладила его волосы — осторожными, легкими движениями. И тут он засмеялся.