Лилия Баимбетова - Планета-мечта

Черные вороны-воры играли над нами.

Каркали. День погасал.

Темными снами

Призрак наполнил мне бледный бокал.

И, обратившись лицом к погасающим зорям,

Пил я, закрывши глаза,

Видя сквозь бледные веки — дороги

С идущим и едущим сгорбленным горем.

Вороны вдруг прошумели как туча, -

И вмиг разразилась гроза.

Словно внезапно раскрылись обрывы.

Выстрели, крики, и вопли, и взрывы.

Где вы, друзья?

Странный бокал от себя оторвать не могу я,

И сказка моя

Держит меня, побледневшего, здесь —

Заалевшими снами-цепями.

Мысли болят. Я, как призрак, застыл.

Двинуться, крикнуть — нет воли, нет сил.

Каркают вороны, каркают черные, каркают

Злые над нами.

К. Бальмонт

Ассоциация управления и развития,

Земля, Антарктический регион,

А 18/ 03 62

Индекс О/Т: КЦ 946239

Связь: СКЦ — 76

Координатору второй категории

Кристине Михайловой.

Вам надлежит немедленно прибыть на планету Алатороа, восьмой галактический сектор, Љ 62, земная колония Старого Времени. Ситуация А15, неподтвержденная агрессия со стороны местного населения. (см. рапорт-доклад Љ 011/99)

Ассоциация управления и развития

Рапорт-доклад Љ 011/99

Дата:

Автор: Т. Кун, капитан звездолета «Весна»

Тема 099: колония на Алатороа

Содержание: неподтвержденная агрессия

со стороны местного населения

Два дня назад датчики звездолета «Весна» зафиксировали всплеск агрессивности в квадратах Љ 66 ("Серые горы") и Љ 602 ("Альверден"). Величина агрессивности нарастала в течение двух суток. Утром этого дня экипаж звездолета «Снег», находившегося в городе Альвердене, испытал внешнее психическое воздействие, вызвавшее гибель трех членов экипажа. Через два часа звездолет «Снег» послал сигнал бедствия, после чего на связь не выходил. Величина агрессивности в кв. Љ 66 и 602 продолжала нарастать, в силу чего было принято решение нанести удар из ПСМ по указанным районам.

Ассоциация управления и развития

Дата:

Автор: К. Михайлова,

координатор второй категории

Звездолет «Эстерия», 345,

56 часов стандартного времени

Докладная записка Љ 48

В дополнение к докладным запискам Љ 45, 46, 47 повторяю, что считаю нецелесообразным мое назначение на планету Алатороа. Я считаю, что в данном случае может быть применен закон Љ АО56789359/ТО (запрет работать на родной планете). Хотя Алатороа не является действительно моей родной планетой, это была первая увиденная мной планета вообще. Я провела на ней чуть больше стандартного года и очень привязана к своим воспоминаниям об этой планете. Я считаю, что моя эмоциональная связь с этой планетой не позволит мне работать достаточно эффективно и, возможно, послужит причиной ошибочных действий и решений. Я считаю, что моя деятельность на Алатороа может в дальнейшем быть расценена как непрофессиональная, потому довожу свой протест до сведения экспертов, которые будут оценивать мой дневник-отчет.

1. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Торже, день первый.

…я здесь уже два часа. Не знаю, смогу ли я описать свои чувства, потому что чувствую я себя странно. Мне здесь, вот именно, — странно. Словно в доме с привидениями. Странно и страшно мне. Я всегда мечтала вернуться на Алатороа, это правда, но когда передо мной встала эта задача: вернуться, действительно вернуться сюда, да еще и улаживать какой-то конфликт, — я почувствовала настоящий ужас. Жизнь человеческая не должна ходить по кругу. Да и потом, я прожила, конечно, на Алатороа совсем недолго и была слишком мала для того, чтобы сохранить об этой планете ясные и отчетливые воспоминания, но эта планета всегда была для меня образцом чудесного, сказкой в реальности. И теперь я боюсь, что эта планета окажется совсем не такой, какой она сохранилась в моей памяти. Я боюсь, что теперь, когда я увижу ее глазами взрослой женщины, самая чудесная, самая дивная сказка моего детства превратиться в постылую действительность. Я боюсь увидеть, что эта земля лишена того волшебства, которым ее наделила моя память.

Я действительно испытываю самый настоящий страх. Не знаю, было ли что-то за последние годы, чего я боялась бы так же сильно. И, в сущности, страх этот так беспредметен. Я не знаю, чего я боюсь, знаю только, что боюсь. Меня доставили на поверхность планеты десантным катером, и когда я стояла перед люком, ожидая, когда он откроется, во мне по-настоящему рос страх. В переходнике было темно, и сердце у меня немного болело. Это был не тот страх, который испытываешь, когда неуверен в себе, в своих силах; такое бывает иногда, хоть я уже далеко не начинающий координатор. Так боятся за больного родственника: с тревогой вглядываешься в него, нет ли изменений к худшему, — так можно боятся за дом, в котором родился и вырос: старый дом, кровлю надо менять, и жучок завелся, а ведь эти стены тебе дороже всего на свете, кажется, мир рухнет, если что-то измениться в этих стенах. Я не знала, что увижу, когда люк откроется. Как это ни смешно, я просто не знала, что я увижу: Алатороа или незнакомую планету, в которой я тщетно буду искать знакомые черты и обманываться, увидев мнимое сходство. Я просто стояла и смотрела на рифленую поверхность люка, еле различимую в темноте; впервые я заметила, что поверхность эта не гладкая, а похожая на плитку шоколада: ровные прямоугольнички с косыми срезами. Я стояла, а сердце мое ныло, и ладони были мокрыми и холодными как лед.

Люк открылся, и в глаза мне ударил солнечный свет. Ветер нес запахи травы и пыли. После космических перелетов многообразие запахов всегда потрясает, в первое мгновение кажется, что различаешь, как пахнет все вокруг, каждая травинка, каждое облако, каждое дуновение ветра. А потом это ощущение куда-то уходит — когда притерпишься.

На многие километры вокруг была степь, безбрежное море трав и ветра. Я вышла на трап и на миг остановилась, оглядываясь вокруг и придерживая волосы рукой, а другой заслоняя глаза от солнца. Сумка стояла у моих ног, словно раскормленный пес. День был не слишком солнечный, но мне и этого хватало; все-таки естественный свет совсем не то же, что искусственный. Немного смешной восторг испытала я, выйдя на это огромное пространство. После нескольких недель в замкнутом помещении космического корабля всегда испытываешь чувство освобождения, выходя под небо, а здесь окружающий меня мир был так беспределен, на многие и многие километры были лишь травы и небо, и это огромное пустое пространство манило так, что хотелось раскинуть руки и полететь, так было хорошо.

Все это нахлынуло разом и отпустило. Весь здешний космодром представлял из себя огромное бетонное поле. Он казался слишком большим для четырех звездолетов, одиноко возвышавшихся посредине.