Лилия Баимбетова - Круг Осени

Скоро они были в покоях Идрая, где кипел бой. Годри была как вихрь, но, научив многому, ее не научили еще одному — убивать. Первая же жертва ее меча, бородатый мужчина, рухнувший с разрубленным пле-чом, заставил ее согнуться пополам от внезапной тошноты. Годри получи-ла секирой в бок, и работу телохранителя за нее выполнял Орд, которому и впрямь не было равных.

Бой кончился. Идрай поднял девочку на руки, отнес на свою кровать. Он мог исцелять прикосновением и в ту ночь показал свое искусство. Рана скоро затянулась. Но взгляд Идрая скользнул по ее руке — кольца не было. Идрай встал и обернулся.

Орд стоял прямо перед ним, в старенькой своей тунике, босой, блед-ный, как смерть. Когда-то они так же стояли в этой комнате, божественный Идрай и Орд, выходец из крестьянской семьи, бывший легионер, а ныне бунтовщик. Неприязненные взгляды столкнулись.

— Где ее кольцо? — резко спросил Идрай.

— В моей комнате.

— Ты… — от бешенства Идрай не находил слов, — Ты сделал ее — жен-щиной?!

— Нет.

— Встань на колени, — сказал Идрай тихо.

Орд опустился на колени, спокойный и какой-то безразличный: он прекрасно сознавал свою вину.

— Вытяни руку.

Идрай коротко замахнулся мечом. Годри закричала, но было уже поздно.

Обезумевшая от ужаса, Годри слетела с кровати и упала перед Ор-дом на колени. Она рыдала, а Орд не шевелился и словно не чувствовал боли. Кровь хлестала на дорогой ковер.

Годри схватила меч, лезвие которого было в крови ее учителя, и обернулась к Идраю.

— Я тебя убью, — закричала она.

Идрай только усмехнулся.

— Убьешь? Того, кому ты предназначена в защитники? Ну, убивай.

Годри смотрела на него, потом вдруг задрожала и опустила меч.

— Перевяжи его, он сейчас сознание потеряет, — сказал Идрай, — И ра-дуйся, что я отрубил ему руку, а не голову.

Дрожащими руками Годри стала накладывать жгут.

Через два дня Орд уехал в деревню. Там все еще жила семья его бра-та. И только спустя год, в день своего четырнадцатилетия, Годри посмела навестить его. Как она корила себя, что не сделала этого раньше!

Безрукий калека, не способный работать, никому не нужен в дерев-не, и нахлебников здесь не терпят. Скоро дошло до того, что его отправили просить подаяние. Брат ранним утром увозил его на дорогу и оставлял там до ночи…

Бледная от бешенства, Годри выслушал сбивчивые объяснения мно-гочисленной семьи, и потребовала, чтобы ее отвели туда. Она готова была убить главу семейства, и только присутствие детей остановило ее.

И сбежавшиеся со своей деревни крестьяне стали свидетелями того, как Стаж божественного Идрая опустилась на колени перед жалким ни-щим — прямо в ледяную осеннюю грязь. Склонив перед ним голову, вся дрожа, Годри повторяла тихо:

— Прости меня, Учитель… Прости меня… — извиняясь не перед сво-им несостоявшимся любовником, но перед своим наставником.

Она увезла его в Хардн, свой родовой замок. Там он прожил почти двадцать лет и умер уже после ее смерти. Она не дожила до тридцати че-тырех, ему только должно было исполниться шестьдесят. Те, кто знал его, говорили, что он был совсем еще не стар: такие, как он, старятся гораздо позже.

Годри погибла в Битве за Кольца. Ее хоронили в родовом поместье, и Орд шел за гробом своей воспитанницы, поседевший за одну ночь. А че-рез три дня уже хоронили его.

27-28 сентября 2000 г.

6. Любовь-2.

1

Божественный Идрай

Мне эта история была очень неприятна. Годри никогда не забывала ее, и я всегда это чувствовал. Фактически я сломал Орду жизнь, и она ни-когда не могла мне этого простить. Я знал, что он живет в ее замке и что они часто видятся. Годри так никого и не любила в жизни, кроме Орда.

Я жалею о том, что именно его дал Годри в учителя. Тогда это каза-лось мне верным решением: Орд был лучшим бойцом в Империи, лучше его не было. А потом… Как могла полюбить его эта легкомысленная, вет-реная девчонка? Вот какой вопрос не дает мне покоя. Конечно, рано или поздно это должно было случиться, Годри была нормальной девушкой с нормальным сердцем. И если бы она полюбила обыкновенного юнца, я бы справился с ситуацией… Но она полюбила Орда, а с ним мне было не справиться.

Я очень хорошо помню тот день, когда увидел его впервые. Ему не было еще и двадцати, он отличился в боях на границе, и его перевели в дворцовую стражу. Впервые я увидел его, когда вечером возвращался в свою спальню. У моих дверей обычно стоят двое часовых; одного я хоро-шо знал, это был пожилой полный легионер, состарившийся в дворцовой охране, — почти тридцать лет стоял он в карауле у моих дверей. Второй был высокий угловатый парнишка, опиравшийся на пику. Ничего в нем не бы-ло примечательного, обычный парнишка, коротко стриженный, очень ху-дой, туника на нем висела; но весь он был в синяках и кровоподтеках, ли-цо, руки, ноги — все. Синяки были не свежие и уже отливали желтизной. И тут я вспомнил, что командир авесты, охраняющей дворец, что-то мне рас-сказывал про этого новичка, чем-то он там отличился на границе, но я ни-как не мог вспомнить — чем. Я кивнул им и зашел в спальню, и думал ли я тогда, что так запросто прошел мимо самого страшного своего противни-ка?

Через два года мальчишка стал заместителем командира авесты. Он мало изменился, был все такой же худой, угловатый, страшно юный, но теперь он тренировал новобранцев. Я указал командиру авесты на это яв-ное упущение с его стороны: чему этот кузнечик может научить? Коман-дир авесты усмехнулся и предложил мне испытать мальчишку в бою. Я испытал. И с этого дня стал присматриваться к нему.

Мальчишка был молчаливый, замкнутый, в общении был резок и на-смешлив, и никогда он не сомневался в своих силах. Я не мог его понять. А года шли, и мальчишка рос. Я не замечал этого, для меня он оставался прежним кузнечиком, но однажды часть авесты бросили на оборону города — была война. Война закончилась, и Орд вернулся во дворец, и со стран-ным ужасом я понял, что от прежнего кузнечика в нем не осталось ничего.

Это звучит смешно и глупо, но я боялся его. Нет, не то чтобы боялся, но опасался. Иногда он так взглядывал на меня, что у меня по коже прямо мурашки шли. И однажды я в полной мере понял причину этих взглядов. Орд оказался сторонником Андалиэ, семьи свергнутого мной императора. И пришел день, когда он ворвался в мою спальню во главе вооруженных людей, жаждущих моей крови… А ведь сколько раз он спасал меня от смерти! И вот он был в рядах моих врагов.

Я защищался, и вот судьба снова свела меня с Ордом в бою. Когда ему не было еще и двадцати, я не смог победить его, теперь ему было три-дцать, и его слава гремела от северного моря до южного. Я был уверен, что умру, и уже прощался с жизнью, и я даже не сразу понял, что случилось, когда увидел на ковре руку Орда с зажатым в ней мечом. Он схватил меч левой рукой. Я до сих пор помню его взгляд. Нагибаясь, он глянул на меня снизу светлыми своими глазами… Не знаю даже, что он выражал, этот взгляд: ненависть? или страх, предчувствие своей судьбы?