Влада Воронова - Крест на моей ладони

— Которая называлась Оддияна. И что из этого?

— А то, что не смотря на превосходство в магии и вампирскую армию, Девятка не только не могла сохранить единство свежесозданной империи, им не хватало сил и на сопротивление внешней агрессии — богатые земли Оддияны постоянно привлекали захватчиков. Девятке оставалось либо власть потерять, либо скрыть свою империю от посторонних глаз. Так и появилось влиятельное государство, растворённое на территории других стран, имена девяти правителей которого неизвестны большому миру.

— Внешняя угроза исчезла, — продолжила я, — но внутренняя осталась. Волшебники — народ не очень-то компанейский, стать членами большой организации не заставишь, и с дисциплиной у нас всегда было скудно, зато амбиции у каждого через край хлещут. Все хотят быть только императорами. Согласиться на существование соправителей ещё смогут, но хозяев — никогда. Объединиться, заставить терпеть над собой начальников нашу братию и сестрию могут только самые экстремальные условия, когда иначе не выжить. Вот тут волшебники начинают проявлять невероятную слаженность и дисциплинированность.

— А если экстремальных условий нет, — подсказал Олег, — их нужно создать.

— Начать войну, — ответила я. — А себя назначить её верховными арбитрами. Советом Равновесия.

— Итак, подытожим, — сказал Олег. — Великие Решатели существуют до сих пор и правят Лигой и Альянсом. На территорию Троедворья они соваться отваживаются редко, поскольку Семеро Тайных, в которых нетрудно узнать большаков с первыми замами и директора, дали им хорошего пинка под их многомудрые зады в году эдак 476 Новой эры. Если ты помнишь, тогда и произошёл раскол волшебного мира. В малюшки тоже не лезут, на то они и нейтральные территории, чтобы было, где переговоры устраивать.

Я кивнула, соглашаясь, и добавила:

— Человеческие легенды всегда основаны на реальности. Другое дело, что искажают её до полного несходства с первоисточником. Три дореформенные рабочие двойки маг-оборотень плюс один наблюдатель от Совета — вот и Семирица Мудрых.

— В жизнь Троедворья Девятка вмешивается до сих пор, — сказал Олег. — Хотя и очень мало по сравнению с Лигой и Альянсом.

Я скептично покривила губы. В то, что хитрым и властолюбивым Люцином могут править какие-то тайные властители, я не верила.

— Хорса, — ответил Олег, — надгосударственных организаций не бывает никогда. Ваш Совет Равновесия — власть исполнительная, гибрид министерства внутренних дел и госбезопасности. Слышала поговорку «Пока ЦК не цыкнет, ЧК не чикнет»? Это аксиома для любого государства, будь оно тайное или явное. Директор управляет Троедворьем, но не правит. В мелких делах ему предоставляют полную самостоятельность, но в серьёзных вопросах он никто и ничто.

— Как и большаки, — тихо сказала я. — Вседержители в дворовых мелочах, и рабы Люцина в делах важных.

— До тех пор, пока идёт война, — продолжил Олег, — ни один троедворец не посягнёт на власть Девятки. Некогда вам. Но магические битвы — дело рискованное, слишком легко вызвать прорыв инферно или кардинальное искажение пространства-времени. Поэтому Решатели создают Совет — чтобы было кому держать ваши драки в рамках приличий. А заодно и не давать задуматься — зачем вообще драться за раздел того, что прекрасно существует в единстве?

Я опять кивнула.

— В потайницах, — закончил Олег, — войну дворов заменяет противостояние Всепреложным Властителям. Если Властитель оказывается слишком успешным, его уничтожает сама Девятка, за что её члены и получили титул Совершеннейших Хранителей.

— Зачем только им это всё?

— Нравится ощущать себя великими предрешателями судьбы целого мира, — ответил Олег. Немного подумал и уточнил: — Даже нескольких миров, учитывая вашу разобщённость. Девятке удовольствие доставляет играть живыми мирами, их правителями и простолюдинами. Это ведь какой кайф для морального урода — знать, что перед тобой директор или предстоятель, который самовластно распоряжается тысячами людей, такая же покорная и безгласная кукла, как и самый ничтожнейший из его подданных. Власть тайная, и оттого ещё более сладкая, поскольку даёт ощущение собственной избранности и могущества. Короче — истинная отрада для кучки душевно ущербных никчемушников. Как люди они ведь ничего мало-мальски значимого из себя не представляют, вот и изощряются, играют чужими судьбами, тешат комплекс неполноценности.

— Да, — согласилась я. — Всё верно. Патологичный мир, созданный на потеху извращённым душонкам. Чем безобразней людская душа, тем сильнее её обладателя притягивает зрелище чужого уродства, потому что только на его фоне он выглядит относительно нормальным. По той же причине моральные калеки ненавидят красоту — ведь она ещё ярче подчёркивает их собственную ущербность.

— Но это ваш мир, — сказал Олег. — Другого у волшебников нет.

— Хочешь сказать, мы — уроды, обречённые жить в безобразии?

— Нет. Я хочу сказать, что это ваш мир, и только вам решать, каким он должен быть. Вам, а не кучке диктаторов профашистского толка, засевших неизвестно где и вообразивших себя вершителями миропорядка.

— Неизвестно где? — удивилась я.

— Да. Месторасположение резиденции Девятки не знает никто. Когда они хотят дать прямые указания правителям, то сами выходят на контакт. Я не сумел выяснить, как именно, — виновато сказал Олег.

— Ты и так узнал очень много. Спасибо тебе, — ответила я и только тут сообразила, чем рисковал Олег, добывая все эти сведения: — А тебе ничего не будет за то, что ты вот так вдруг уехал из России, занимался неизвестно где неизвестно чем?

— Ерунда, отбрехался. За столько лет безупречной службы можно позволить себе один-единственный мощный загул. Так что меня пожурили и простили.

Я скрыла улыбку. Несложно догадаться, что из своего вояжа Олег привёз информацию, полезную не только для Троедворья.

— Мы с Вероникой заявление подали, — сказал Олег. — Свадьба третьего июня. Вероника хочет, чтобы её подружкой была ты, но прямо пригласить не может, какой-то пункт закона крови не разрешает. Так что ты сама предложи.

— Хорошо, — кивнула я.

Олег буркнул под нос что-то ругательное.

— Убил бы гниду, которая сделала этот закон. Нельзя, видите ли, брать кровь того, с кем делишь хлеб или постель.

— Причём в любом смысле, — ответила я. — Кровь совзводников, с которыми вампир спит в одной палатке и ест из одного котла, тоже запретна.

Олег досадливо махнул рукой. Закон крови был ещё не самым глупым в нравах и обычаях волшебного мира.

— Сколько лет живут волшебники? — спросил он вдруг.

— Младшие — столько же, сколько и человеки, разве что молодость дольше сохраняется. Старшие — лет по триста. Высшие — около пятисот. Чаротворцы могут прожить больше полутора тысяч лет. Своей смертью ещё никто из них не умер, все погибали либо в бою, либо киллеры убивали, потому точно не известно, какой у них срок жизни.