Алла Пинейру - Колыбель Героев

— Я не хотел! — задушенным шепотом выдохнул Юч, съежившись и как будто пытаясь превратиться во что-нибудь крошечное, а в идеале невидимое. Ага, сейчас, кто бы магу дал во что-нибудь превратиться! Он, значит, чужого бога по дурости прихлопнул, а мы расхлебывай? И как я могла подумать, что этот способ Юча «колдовать, на кого шкруть пошлет» очень даже ничего?! Нет чтобы по-тихому забрать оружие и скрыться от бдительных глаз йонов в ближайшей пещере!

— Сейчас они нас растерзают, — жестко припечатал Шактаяр. Все взоры собравшихся на плато были обращены к нам. В глазах людей-птиц, насколько я могла видеть с расстояния пары десятков шагов, был скорее не гнев, а детская обида. Как у ребенка, который долго выпрашивал игрушку, а когда ее наконец подарили, она сломалась прямо у него на глазах. Глядя на йонов, любой скажет, что никакой бог им и не нужен, они и без божественного руководства держат в страхе половину континента. Но ведь любому народу хочется, чтобы у них все было, как у прочих рас! Кому понравится — в то время, когда у других боги учат, помогают или хотя бы провожают в мир иной — веками молиться яйцеобразному булыжнику, золотящемуся на солнце? Притом, что до сегодняшнего дня никто не мог с уверенностью сказать, что внутри оного булыжника скрывается искомый бог.

Пауза затягивалась. Йоны молчали. Юч, бледный и заметно дрожащий, медленно оседал куда-то за наши спины.

— Пустите меня! Нет! О Единственная, я не хочу-у-у!

Все в том же гробовом молчании к Ючу подошел вождь и еще пара берсерков из тех, кто ранее стоял на страже Золотого Яйца. Последние взяли мага под обе руки и куда-то повели вслед за юным йонским предводителем. Юч вырывался и пытался отбиваться от берсерков Лолой. Это смотрелось бы смешно, когда бы не было так грустно — мы все понимали, что бог йонов, теперь уже мертвый, все-таки получит свою жертву. Не сотню, как заведено при смене власти, а одну, но зато какую!

— Юч — убийца бога, — пробормотал Эш побелевшими губами. — Мир сошел с ума.

О нас все забыли. Не обращая никакого внимания на оставшихся неприкаянными жертв несостоявшегося ритуала, йоны как один двинулись следом за вождем, Ючем и берсерками. Мы могли бы воспользоваться этим и сбежать, пока про нашу отчаянную команду ненароком не вспомнили. Мы могли бы снова остаться без боевого мага — не маг, в общем-то, и был! — и устремиться спасать Марчиса в сокращенном составе.

Но мы, разумеется, этого не сделали. Мрачные глаза Эша, сжатые до хруста кулаки Шактаяра, воинственно вздернутый веснушчатый носик Азаль, недобрая ухмылка Натэи — я окинула спутников быстрым взглядом, и рука сама собой сомкнулась на рукояти Стальной Молнии.

— Пойдем, — коротко сказала я.

И отчетливо поняла — мы, не рискнувшие ввязаться в безнадежную схватку ради попытки бежать из йонского плена, все как один ринемся в бой на спасение Юча. Против пары сотен йонов, запрудивших священное плато, а теперь живой рекой стекающей с него по вьющейся спиралью дороге. Из которых добрая половина — берсерки.

— Шесть жертв — не слишком ли много этому недоростку? — невесело усмехнулся Шактаяр.

— В самый раз, — зачем-то ответила Натэя, машинально стряхивая магическими пассами грязь со своего рыжего балахона. Умирать — так в чистом.

Мы шли следом за йонами — снова шли умирать, по своей воле. Сквозь милосердное отупение решимости я смогла посмеяться удачной шутке судьбы. Магу тридцать восьмой кварты суждено умереть в ритуале, хоть сколько ты магов на замену в эту кварту набери! А остальным членам кварты и им сочувствующим на роду написано погибнуть в безнадежной попытке этого самого мага спасти. И неважно, где происходит дело — в полях между Браккенских озер или в горах Вель, и кто главное действующее лицо — Марчис или Юч.

— Будем считать, это генеральная репетиция героического спасения Марчиса, — сказала я, действительно ощущая себя участницей нелепой пьесы площадных лицедеев, вроде тех, которые приезжают на ярмарки в Магнамару. — Соотношение сил будет примерно такое же.

— В Колыбели Героев не две сотни человек! — почему-то обиделся Эш, как будто он был Верховным Наставником, а я называла подвластную ему цитадель в несколько тысяч обитателей жалкой горсткой вояк и колдунов.

— Нас пятеро, — пожала плечами я, уже мысленно исключив Юча из списка бойцов. — Какая разница, сколько народу ломанется тебя убивать — пара сотен или пара тысяч? Все равно честь сразить в бою такого великого воина, как ты, выпадет только одному, ну от силы двоим — при случае, если вдруг за твою голову разгорится нешуточная схватка.

— Похоже, ты и на смертном одре будешь язвить, Алата, — буркнула Натэя.

— А я уже на нем, — огрызнулась я. — Могу язвить, сколько мне влезет.

— Может, вы хотя бы на этом одре не будете ссориться, — вздохнул Эш, и Азаль подбадривающе мурлыкнула ему. Я взглянула на девочку-сайг, как будто впервые ее увидела. Ладно мы пострадаем за нерушимую связь кварты, а Шактаяр — за сыновнее непослушание и поиск приключений в самых неподходящих местах. А она-то за что? Сидела бы в своей Релле, вышивала узоры на платьях деревенских модниц, готовила Варлу обеды…

Потом я поймала внимательный взгляд желто-зеленых кошачьих глаз. Ну и дура же ты, Алата. Сама никогда не любила, вот и не поймешь — девочка готова погибнуть вместе с тем, кому отдано ее сердце. Отдать судьбе долг за малодушие, за то, что не смогла пресечь свою жизнь, когда погиб на Браккенских озерах ее супруг. Да и пора бы мне — хоть на смертном одре, как сама пошутила! — перестать считать сайг девочкой. Она, пожалуй, повзрослее меня будет, ведь внешность людей-кошек так обманчива. Я отвела глаза, чтобы не смотреть, как эти же цепкие кошачьи глаза с любовью смотрят на Эша, и двое взглядами прощаются и просят прощения друг у друга за то, что новообретенное счастье было таким недолгим.

Спотыкаясь на ненадежных горных тропах, мы шли за йонами.

Люди-птицы столпились у истока реки Йонга. Священная река вытекала из расщелины в священной же скале, с плоской верхушки которой мы только что спустились, и очень быстро из тонкого ручейка превращалась в бурлящий горный поток. На берегу Йонги, на скользком камне, стоял молодой вождь, а рядом с ним все еще трепыхался в сильных руках берсерков Юч.

Исток священной реки. Место появления бога Вель в этом мире, колыбель йонской расы. Кажется, я начинала понимать, почему йоны скидывают в реку своих мертвецов. Тут — исток-рождение, там — где Йонга впадает в океан Эриат и карагинцы на все лады ругают йонские погребальные ритуалы — исход и смерть. Какие-то нелепые мысли в голову лезут. Не пора ли выхватить меч и ринуться в обещанный безнадежный бой? Интересно, наши бренные тела йоны тоже покидают в реку или решат не осквернять священное русло останками друзей убийцы бога?