Кира Измайлова - Пятый постулат

— Кого ты найдешь? — скривился Весь. — Все пьяные давно… Да даже если кто и запряжет, так думаешь, потом не вспомнит, кто его об этом просил?

Маша понурилась: ясно было, что мужчина прав.

— А если его потом… — она запнулась. — Ну, как Реталя?

— Хм… — белобрысый задумался. — А что, мне нравится. Запереть в погребе, сразу не найдут! Хотя лучше… Вот что, сбегай-ка в кладовую, принеси бутыль наливки покрепче, а лучше две! Давай, живо!

Маша, недоумевая, отправилась по поручению, а когда вернулась, ее ждало удивительное зрелище: Весь, злой и взъерошенный, стоял над сторожем с ведром в руках, а тот храпел-заливался, мокрый с ног до головы.

— Бесполезно! — мужчина отбросил ведро. — Его теперь до утра не разбудишь!

Видно было, что он взбешен — как же, его такой стройный план отправился псу под хвост, и из-за чего? Из-за того, что некому лошадь в телегу запрячь?!

Девушка решила, что нужно брать дело в свои руки, пока не поздно. Мужчины все такие: норовят решить проблему с рывка, с тычка, а когда не выходит, начинают злиться. А вот если по-другому попробовать…

— Дядька Рунь! — Маша присела рядом со сторожем, потеребила его за рукав. — Дядька Рунь, просыпайся!

— Да говорю, бесполезно! — нервно произнес у нее за спиной хозяин.

— Дя-адька Рунь! — прокричала девушка почти в ухо сторожу. — Хозяйка велит скорее запрягать, у ней в соседней деревне дочка родит! Скоренько давай! Если всё благополучно обойдется, она всем обещала выпивку поставить!

(Про дочку Лари Маша не соврала: вся деревня знала, что той подходит срок рожать.)

Сторож выдал особенно замысловатую руладу и приоткрыл один глаз, потом второй. Сфокусировал мутный взгляд на Маше, и та показала ему бутылку наливки. Глаза сторожа приобрели более-менее осмысленное выражение, он сделал попытку приподняться.

Маша продолжала уговаривать его: за время работы на постоялом дворе успела запомнить, как обращаться с пьяными. Они ж человеческую речь почти не воспринимают, только самые простые слова и несложные фразы, и повторять им одно и то же надо по многу раз, и ни в коем случае не агрессивно.

Наконец ей удалось поднять сторожа и направить в сторону конюшни. Тот шел по сложной траектории и не с первого раза вписался в ворота, но на ногах каким-то образом всё же удерживался.

— Хозяйскую лошадь не бери, — подал голос Весь, с интересом наблюдавший за представлением. — Чужую какую-нибудь.

— Почему? — поглядела Маша через плечо. — Здешняя меня знает, а чужие…

— А чужих пока разберут, пока поймут, которая пропала, решат, кто увёл, времени больше пройдет, — отрезал Весь.

Выводить лошадь пришлось Маше: сторож норовил повиснуть на недоуздке и уснуть, а коняге такое обращение вовсе не нравилось.

"Снова воровство! — горько подумала девушка, осторожно шагая рядом с огромным животным — Весь выбрал лошадь не чета здешней, настоящую громадину! Жутковато становилось, когда рядом двигалась этакая махина, шумно вздыхала и удивленно косила темным глазом. А копыта-то — что твои тарелки, даже если не лягнет, а просто на ногу наступит, мало не покажется. — Как говорил Вождь, наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата. Но только до классовой борьбы ещё далеко!"

Стыдно ей было невыносимо, она слышала, что лошадей берегут, для крестьян это верные помощники, купить новую не так-то просто, а они берут и уводят эту вот кобылу!

— За лошадь тоже заплатить надо, — сказала она Весю негромко, пока сторож надевал на лошадь сбрую. По счастью, кобыла попалась смирная и спокойная, она не слишком возмущалась, даже когда пьянчужка хватался за ее хвост, чтобы не упасть. — И за телегу. А то что это за грабеж!

— Кому заплатить? — вяло огрызнулся мужчина. — Иди, ищи хозяина!

— Можно оставить деньги в конюшне, — неуверенно ответила Маша.

— Ну и найдет их кто-нибудь другой, — хмыкнул Весь. — Кончай языком молоть, грузи вещи! Да переоденься поди, предупреждал же…

Ни о чем он ее не предупреждал, но спорить девушка не стала: настроение у белобрысого портилось чем дальше, тем заметнее. Пока сторож возился с лошадью — Маша оказалась правда, дело это оказалось многотрудное, — девушка успела переодеться в мужской костюм. Приятно было снова надеть брюки после широченных юбок! Приятно и даже как-то… необычно, что ли. Маша потуже подтянула пояс на безрукавке (как эта штука называется, она не знала), заплела волосы в косу (та вышла совсем коротенькая, зато толстая) и снова вышла на двор.

Сторож снова обретался на завалинке, рядом с ним лежала пустая бутыль из-под наливки, а вторую, еще наполовину полную, он надежно сжимал в объятиях. И храпел пуще прежнего! "Ох и влетит ему от хозяйки!" — невольно пожалела Маша беднягу.

— Думаю, он ничего не вспомнит, когда проспится, — сказал Весь. Он поглаживал лошадь по умной морде. — Давай-ка, возьми мешок овса из конюшни и поехали, и так сколько времени потеряли!

По Машиным ощущениям, потеряли они около получаса, не больше, но спорить с белобрысым было бесполезно.

— А зачем овес? — спросила она.

— А чем ты лошадь кормить будешь? — нахмурился тот. — Некогда ее днем на выпас пускать! Надолго не хватит, ну да где-нибудь еще купим…

Вздохнув, Маша послушалась. Беглецы взгромоздились на облучок, переглянулись… Весь взял в руки вожжи, неуверенно хлопнул ими по крупу лошади. Та осталась неподвижна. Весь хлопнул сильнее. Кобыла повернула голову, насколько позволяла упряжь и недоуменно посмотрела на седока. Морда ее выражала глубочайшее презрение.

— Давайте я лучше! — предложила Маша.

— А ты умеешь? — удивился тот.

— Ну, когда мы в обхоз ездили на картошку, то возили ее на телегах, и мне два раза давали править, — похвасталась Маша. — Значит, умею!

— Это значит, что тебе два раза позволили подержаться за вожжи, не более того, — хмуро ответил белобрысый и, соскочив наземь, взял лошадь под уздцы. — Ладно, из деревни так выберемся, а там разберемся…

Кобыла послушно зашагала вперед, заскрипела телега, остался позади постоялый двор с оглушительно храпящим сторожем. Маша оглядывалась по сторонам: ей внезапно жаль стало покидать Перепутинск, хоть поначалу ей и невесело тут жилось! Но были и хорошие минуты, и теперь девушка старалась напоследок наглядеться на добротные бревенчатые дома с резными наличниками и коньками крыш, на знакомые улицы; даже развалившаяся в луже свинья и копошащиеся под забором куры вдруг показались родными!

Вот Веся, кажется, никакие сентиментальные мысли не одолевали, шел себе вперед, хмурился, похлопывал по бедру сорванной где-то веткой.

— Ну-ка, — он придержал кобылу. — Поди, загляни в кузню. Прихвати там что-нибудь.

— Еще и там? — изумилась Маша. Видимо, Весь вошел в раж и решил напоследок ограбить всю деревню. — Зачем? И что?