Кира Измайлова - Пятый постулат

Вот только беда пришла в эту волшебную страну. Сын клана Молний полюбил дочь Гор, а та не пожелала его видеть. И тогда огненный дракон взял ее силой, и от этого союза появилось дитя, нежеланное и нелюбимое — и стихией его стало Подземное пламя. Мать не желала его знать, отцу он не был нужен, все вокруг знали, кто он таков и откуда взялся… Может, стань его родителями другие драконы, всё бы обошлось, но он взял от Гор невероятное упрямство и стойкость, а еще черствость души, а от Молний — ярость, жестокость и стремление разрушать. И когда Подземное пламя сперва натолкнулось на подземные воды — настоящие на сей раз, — чудовищный взрыв разрушил родные горы молодого дракона, а потом, когда оно вырвалось на волю, многие пожалели о том, что этот дракон вообще появился на свет.

Что сталось с ним, уничтожившим чуть не треть Ришшана, неизвестно. Но с тех пор любому полукровке, будь то дитя огненных и воздушных, земных и водных, суждена незавидная участь: он должен покинуть Ришшан, едва сумеет обходиться без матери. Ни один дракон не убьет ребенка, но вот сослать его в такую страну, где нет сородичей, им ничто не мешает. И бродят неприкаянные драконы, обреченные оставаться в одиночестве, не имея шансов продолжить род, скрываясь от людей всю свою долгую, очень долгую жизнь… А в Ришшане почти исчез клан Радуги — им не с кем родниться, чтобы поддержать род, и уже не встретишь никого из Северного сияния, разве только стариков. Да и другие смешанные кланы постепенно вымирают, а сам Ришшан уже совсем не тот, что был прежде…

Раххан-Хо рассказывал так проникновенно и задумчиво, что казалось, будто он говорит о своей беде и своей боли, а не о сказочных драконах.

Маша даже потихоньку смахнула слезинки, стараясь, чтобы этого не заметил Весь, который что-то не слишком проникся сказкой.

Наконец голос Раххана затих, и только тогда девушка поняла, что даже дышала через раз. Ей было понятно, каково это — оказаться одной- одинешенькой среди чужих, среди тех, кто тебя не понимает. Но Маше проще, ее окружают такие же люди, как она сама, им можно объяснить, их можно убедить! А каково драконам, которых не понимает никто? Хорошо еще, если с оружием не бросаются — девушка уже давно поняла, что в мире, где каждый может напасть на другого и обидеть, всегда нападают на тех, кто думает иначе или просто чем-то отличается от других.

"То ли дело дома! У нас все равны!", — с ностальгией подумала Маша.

— Ну что, понравилась легенда? — улыбнулся Раххан-Хо.

Улыбка сказочника сейчас почему-то казалась не лукавой, как обычно, а скорее печальной. Или это чудилось в неверном свете костра?

Маша хотела было спросить: может, такая страна действительно существует? Или не страна, а целый мир? Почему нет, вот они все трое из разных миров, так вдруг где-то живут драконы? Но она не решилась заговорить.

— Хорошая сказочка! — насмешливо сказал Весь. — Жаль, слишком слезливая и неправдоподобная, но для крестьян сойдет.

На мгновение Маше показалось, что Раххан-Хо съязвит в ответ, но нет, он только усмехнулся, теперь уже хитро:

— Ну теперь и вы мне расскажите что-нибудь, пришлецы! Давно я новых историй не слышал, надо же запас пополнять, а то людям одно и то же приедается!

Весь взглянул на него недобро и как-то разом подобрался, но Раххан-Хо даже не шевельнулся:

— Да брось ты, — сказал неожиданно миролюбиво, — Сразу ведь понятно, что вы не здешние. И бродячие артисты из вас… — он ухмыльнулся. — Вот примерно как из моего сапога соловей! Я немало пришлецов встречал, не первый день по дорогам брожу, так по всему видать, что и вы из них будете

Маша ахнула — как легко их раскрыли! И что теперь?

Но Весь почему-то успокоился, расслабился, ответил вполне хладнокровно:

— Ладно, сказочник, считай, уел. То-то я и думал — неужто удалось тебя провести? Артисты-то из нас, и правду сказать, аховые, крестьян обмануть, может, сгодится, а такого, как ты — вряд ли. Значит, я не ошибся…

— Не ошибся, — кивнул тот, улыбаясь. — Я сразу понял, что с вами неладно.

— Ты ведь, поди, и сам из таких? — спросил вдруг Весь. Маша удивилась: с чего он это взял?

— Врать не стану, — ответил Раххан-Хо. — Ты тоже угадал. Только я-то сюда, считай, пацаненком угодил, привык давно, так что за местного сойду.

— А что ж на одном месте не живется, раз привык? — продолжал допрашивать Весь. Маша поражалась — как это мужчин наливка не берет? Она видела, как на постоялом дворе от одного стакана здоровенных дядек развозило!

— Скучно, — пожал плечами сказочник. — Моя семейка всю жизнь бродяжит, которое поколение, я с младенчества в дороге был. Так-то мне больше по нраву. Интересно — ходишь, смотришь, там интересное узнаешь, тут любопытное выведаешь…

— Тому продашь, с другим подороже сторгуешься, — подхватил Весь и вдруг улыбнулся.

— Не без этого, — кивнул Раххан-Хо. — За информацию хорошо платят. Одними сказками-то не прокормишься! — Он усмехнулся в ответ. — Ну так что? Будете рассказывать?

— Я — нет, — лаконично отказался Весь и смерил собеседника взглядом. — Слишком уж ты… пронырлив. Мало ли, кто и за что тебе заплатит? А вот девка пусть говорит, если хочет.

Раххан-Хо, вроде бы и не обидевшись, перевел взгляд на Машу и улыбнулся ей ободряюще:

— Расскажешь?

Та растерялась, не зная, что ответить. Поговорить хотелось до невозможности, но вдруг им это во зло пойдет? Этот мир научил Машу осторожности.

В поисках ответа она взглянула на Веся, но тот был мрачен и даже не посмотрел на нее, вороша прутиком прогорающие ветки и кутаясь в свой камзол (странно, лето же стоит, у костра тепло, неужто белобрысый настолько изнежен?).

Девушка внезапно разозлилась — ну почему он все время будто на расстоянии держится, даже когда рядом сидит?

— Расскажу! — решительно ответила она. — Только о чем говорить?

— Да о чем хочешь, о том и говори, — подбодрил ее Раххан-Хо. — Как твой мир называется, как люди там живут, во что верят?

Маша задумалась, пытаясь поскладнее сформулировать свои мысли, потом плюнула и принялась рассказывать, как на душу легло.

— Мой мир называется Мивзос, Мир взошедшего солнца, — Маша услышала, как при этом хмыкнул Весь, но благородно решила не обращать внимания. В конце концов, ее просил рассказать Раххан-Хо, а он слушал внимательно, не перебивая и не задавая наводящих вопросов. — Когда-то давно, еще до Великой осенней революции, у нас тоже были капиталисты и угнетаемый народ, но потом пролетарии и крестьяне взбунтовались и свергли поработителей…

Маша и сама не заметила, как ее голос взвился, стал торжественным и будто даже внушительным. Она рассказывала о том, чему ее учили в школе, о том, во что верила всем сердцем. И от этой искренней убежденности притих даже Весь, который явно, мягко говоря, не воспринимал общевизм всерьез и считал его несусветными бреднями.