Юрий Валин - Дезертир флота

– У меня и в мыслях не было такого варварства. Я хотела, наоборот, приживить тебе новый глаз. Ты ведь знаешь, что такое возможно? Нужно только время и такой сильный парень, как ты…

– Заткнись! – Квазимодо страстно не хотелось ничего слышать. – В этом мире ты последний человек, которому я поверю.

Черноволосая красавица по-детски надула губы. Она сидела в странной неустойчивой позе – колени и бедра чуть разведены, от малейшего толчка готова опрокинуться на спину.

Квазимодо жутко захотелось ее хотя бы ударить – прямо по прекрасному лицу. Пусть распухший нос и розовые сопли сорвут магию очарования. Воспоминания об обрезанном существе в клетке, об жутких инструментах и каменном столе со стоками для крови, о собственном унижении на господской постели уже не слишком помогали устоять перед соблазном. Тварь ядовитая.

– Пожалуйста, не затыкая мне рот! – взмолилась молодая леди. – Мне трудно дышать. Я не такая дура – я не буду пытаться кричать.

– Верю. Только ты, гадюка, говорить умеешь. А это пострашнее будет.

– Пожалуйста! Я задохнусь. Я ведь тебе ничего плохого не сделала.

– Ну да, только в клетку посадила и изнасиловала, как девку.

Квазимодо яростно высморкался, вытер руки о тряпку кляпа и накрепко заткнул искушающий рот красавицы. На ту, конечно, дешевый жест впечатления не произвел – сиятельная леди была не из брезгливых, но у самого вора на душе полегчало. А ведь мог поддаться.

Сидели в тишине. Густые, переплетенные низким шатром ветки напоминали Квазимодо тесноту подвальной камеры. Сквозь листву белый свет был почти не виден. Действительно, заметить искусно созданное убежище и с нескольких шагов почти невозможно. Только и самим изнутри ничего не разглядеть. Квазимодо слушал перекличку птиц, всплески на близкой реке. Наконец не выдержал:

– Сидим как в мышеловке. Может, хоть пост выставим?

Ответила свернувшаяся на тряпках в клубок рыжая:

– Сиди, наследишь только.

– Следов здесь и так навалом, – возразил вор. – А если кто лагерем в бухте встать надумает, мы потом отсюда не вырвемся.

– Нашел бы место получше, – немедленно зарычала Теа.

– Место хорошее, – пробормотал фуа. – Только сидеть так трудно.

Квазимодо покосился на друга. Ныряльщик сидел напряженно, почти упираясь носом в листву, словно пытаясь рассмотреть, что там снаружи. Да только что там, в густоте, рассмотришь? На суку лакомую бедняга глянуть боится. Леди Атра сидела рядом, обессиленно опустив голову на колени. Черные кудри подсохли, закрывают лицо сплошной блестящей завесой. Вся такая нежная, несчастная, беззащитная. Так бы и удавил змеюку.

Квазимодо сплюнул.

– Чего расплевался, селянин? – заворчала рыжая.

– Извини. Нервничаю. Там, подальше, два дерева есть. Можно залезть, осмотреться.

– Я по деревьям не прыгаю, – категорично заявила Теа.

– Да я сам залезу, огляжусь, – заверил вор.

– Я с тобой, – неожиданно вызвался Ныр.

– Не ходи! – воспротивилась рыжая. – Что вы меня одну оставляете?!

– Так чего? – не понял Квазимодо. – Тебе что, скучно? Дремли себе вполглаза.

– Сам ты вполглаза, – с ненавистью зарычала Теа. – Почему я одна должна сидеть?

– Потому что ты по деревьям не лазишь. Сама сказала, – объяснил вор.

– Мы скоро вернемся, – поспешно заверил Ныр. – Только оглядимся.

Друзья протиснулись сквозь низкий замаскированный вход.

– Кобели драные. Вонючки шакальи, – напутствовала их невидимая Теа.

– Злится, – глубокомысленно заметил Квазимодо, оглядывая зеленое убежище. Казалось, в этом небольшом пятне зелени и выдра не может скрываться.

– Злится, – мрачно согласился Ныр. – Нехорошо, что мы ее оставили.

– Немножко потерпит. Нрав у рыжей – удавиться можно. Хотя засидки она делает – любой разведчик позавидует. И откуда у девки такое умение?

– Ты, Ква, ничего не понимаешь, – еще мрачнее заявил фуа.

– Вот ты мне и объяснишь, – бодро сказал вор, подтягивая ремень с кукри. – Пошли, осмотреться действительно не помешает…

Друзья, настороженно озираясь, прошли сквозь светлую рощицу. На опушке высились два дерева с кронами, похожими на драные королевские шатры.

– Мельчает жизнь. – Квазимодо, запрокинув голову, оглядел раскидистого гиганта. – Вот раньше леса были так леса. В каждом дереве гама [44]жила. В таких-то огромных уж наверняка.

– Гама? – Фуа заозирался.

– Да ты не волнуйся, они показываться не любят. Полезли наверх.

– Ква, я лучше внизу подожду. – Фуа смутился. – Ствол толстый, а я лазить не умею.

– Опасаешься высоты? – Квазимодо кивнул. – Слышал я про вас, лягушек. Только не верилось. Неужели вы на мачты не поднимались?

– А зачем? У нас на лодках мачты тонкие. А на Флоте нас не заставляли. Лезь сам. Я подожду. И нога у меня…

– Нет уж. Сам вызвался. Вон – прыгай вверх. До нижнего сука наверняка дотянешься. Там подтянулся и пошел. Как по лестнице.

– Ква, там высоко. И нога… Я прыгать разучился.

– Вот и учись заново. А высота – что? Ты с моста сиганул, даже рыжую не подождал.

– Так там вниз и в воду. Я думал, она следом… – Фуа смутился.

– Что вверх, что вниз. Высота – это та же глубина, только вверх идет. Давай, не трусь. Глубины ты же не боишься?

Ныряльщик с опаской посмотрел вверх и подпрыгнул. Нога ему действительно мешала – прыжок увел в сторону, но все равно взметнул худое тело гораздо выше, чем требовалось. Фуа то ли по-птичьи, то ли по-лягушачьи уселся на ветке, глянул вниз и ухватился за сук под собой покрепче.

– Ты идешь?

Квазимодо уцепился за сук со второго раза, не без труда вскарабкался.

– Ты, Лягушка, большое брехло, – убежденно сообщил вор другу. – Не умеет он, понимаешь…

Они полезли вверх. Фуа легко находил дорогу среди толстых ветвей, только опасался смотреть вниз.

– Все, выше не нужно, – сопя, сказал Квазимодо. – Листва редкая, еще заметит кто.

Вид открылся широкий. Можно было разглядеть даже дальнее холмы на противоположном берегу. Свежий ветер нес запах мокрых трав. Солнце проглядывало сквозь все еще обильные облака.

– Хорошо здесь, наверху, – пробормотал вор. – Жаль, что мы летать не умеем.

– Да, дышится легко, – согласился фуа, крепче обхватывая ветку.

– Дышится легко, потому что сука сладкая внизу осталась. Вот же лярва смердячая, даже с заткнутой пастью людей изводит.

– Я – не человек, – прошептал фуа.

– Вообще-то я про себя говорю. Но и про тебя тоже. Ишь, слюни распустил. Да эта леди милостивая внутри горька и червива, как кошка дохлая. У, тварь!

Ныряльщик опустил глаза и едва слышно прошептал:

– Почему вы ее так ненавидите? Ланон-ши…

– Потому что мы умные, а ты дурак лопоухий! Не ланон-ши она, сколько раз говорить?! Да – сиськи, глаза, жопа и ножки у нее как в сказке. Да только отрава она. Падаль. Я к ней пальцем не прикоснусь. А ты – если невтерпеж – пользуйся. Только развязывать суку не смей и рот ей не открывай.