Елена Товбаз - Студент поневоле

После того как проверили упряжь, и закрепили груз, мне разрешили забраться в телегу, и обоз двинулся по тракту в сторону Королевского города.

Забыл сказать, мне даже не пришлось заботиться о пропитании. Увидев мою монету, начальник обоза заверил, что меня будут ещё и кормить, бесплатно.

— Не верь им, — убеждало зеркало. — Питание не входит в стоимость проезда, просто с тебя содрали больше, чем следовало.

Но я только отмахнулся от него. Так приятно было ехать, а не идти. А то я и так сбил все ноги, и руки, в каком-то смысле, тоже. Зато теперь наслаждался поездкой, свежим воздухом, солнцем и пейзажами.

Коренастые коричневые лошадки с чёрными гривами и хвостами, переступая широкими копытами, деловито тянули возы, и ехали мы довольно быстро. Дорога была каменистой, поэтому повозки не поднимали пыли.

Несколько раз остановились переночевать прямо в полях. С кострами, песнями и анекдотами. В этом измерении были свои анекдоты. Половину из них я не понимал, а другая половина — в чём-то повторяла наши. Весело травили истории — про не вовремя вернувшихся мужей, жадных купцов, жестоких правителей и незадачливых волшебников. И смеялись.

Местность вокруг не отличалась разнообразием — поля, пашни, пастбища, луга, рощи. Однако мне здесь нравилось гораздо больше, чем в Зачарованном лесу.

Иногда попадались деревеньки, и к нашему обозу по пути присоединились ещё несколько телег. Ехали мы весело и ничуть не утомительно. Ярко светило солнце, пахло душистой травой и медвяными цветами, стрекотали кузнечики, щебетали птички. Несколько раз я видел огромных птиц парящих в вышине.

— Беркуты — высматривают добычу, — сказал мой сосед по обозу — усатый седой крестьянин.

Так, вскорости, мы выехали на холмистую пустошь. Земля выгнулась травянистыми волнами, и холмы поднимались всё выше и выше, так что на очередную возвышенность повозки уже забирались с трудом. Нам пришлось слезть с телег, вылезти из фургонов и идти рядом. А когда мы взошли на вершину холма, перед нами раскинулось небывалое великолепие. И я увидел такое…

Я увидел такое…, какое раньше мог узреть только на картинке. Восторг сдавил меня так, что я едва не задохнулся. Под ясным небом раскинулась огромная зелёная-презелёная равнина, расчерченная дорогами и перевитая сверкающими лентами рек и ручьёв. Вдалеке лежал перламутровый город, словно скопление громадных, развернутых во все стороны, раковин. И серебристые шары венчали тонкие башни. Далее, у самого горизонта, поблёскивала полоса воды, а ещё дальше всё тонуло в туманной дымке.

Возница рассказал мне, что «отсюда с холма видно даже море, вернее, залив Трёх королей, а сам город стоит на Ракушечном лимане». Ежегодно там скапливалось несметное количество ракушек. Отсюда лиман и получил своё название. Ракушки собирали и использовали по назначению. А все дома испокон веков, по словам возчика, облицовывались ракушечником.

Ух ты! Интересно на это вблизи посмотреть. Но издалека выглядело здорово.

Тракт сбегал с холма, метров через пятьсот разветвлялся, и извилистые дороги поворачивали на северо-восток, на запад и северо-запад.

Обоз спустился с возвышенности, и мы дошли до стелы с короной. Под короной в разных направлениях торчали указатели в виде стрелок с названиями королевств: Стирин, Пергамотум и Граффити.

В тот момент мне бросилась в глаза некоторая асимметрия. Явно чего-то не хватало. Между ними так и напрашивался ещё один — четвёртый указатель.

Отовсюду к стеле стекались телеги и фургоны, подъезжали верховые и подходили пешие путешественники. Оживлённая толпа в основном следовала налево — в сторону королевства Стирин. Налево сворачивал и наш обоз, собираясь ехать по боковому тракту, туда, где виднелись башни форта Мормион. Там возчики и торговцы собирались остановиться в знаменитом трактире «Королевский Перекрёсток». О нём я вдоволь наслушался по пути сюда и был в курсе, какой «превосходный эль с пряностями там подают, и какой забористый швамк, и жаркое из мяса королевского бизона».

Дорога на Граффити лежала направо и скрывалась за холмом. А в сторону главного тракта показывала стрелка с надписью «Пергамотум». Туда мне и надлежало идти напрямик к городу. «Отседова до города рукой подать», — прощаясь, напутствовал возница.

Я закинул рюкзак за спину и пошёл. Но это оказалось вовсе не так близко — местное «рукой подать» равнялось примерно трём лигам.

Я шёл и наслаждался тишиной, потому что Зеркало молчало почти всю дорогу. Да и город всё же приближался — медленно, но неотвратимо. Он рос и заполнял собой горизонт. Залива на равнине не было видно, о его близости свидетельствовал лишь запах моря и одинокие чайки, залетевшие с лимана. А вскоре путь мне преградила река, и дорога продолжилась сразу за мостом. Город был уже близко, когда Зеркало вновь заговорило, перво-наперво потребовав его вытащить и направить на дорогу. Что я и сделал. А попробовал бы не сделать!

— Надо подумать о перемене внешности. Доберёмся до магистра, и он что-нибудь подскажет.

— Зачем? Мы же за границами герцогства.

— Да, но не за пределами герцогской башки. Он это так не оставит. Ноги у него короткие, зато руки — длинные. Снарядит своих слуг на поиски. Людей, на этот раз. И в городе кое с кем свяжется.

— Откуда он знает, где нас искать?

— Он сообразит, куда могу отправиться я, — не важно с тобой или с кем-либо ещё, — а это куда как серьёзнее.

Хорошенькое дело! Выходит я всего лишь разменная монета. Лестно такое о себе узнать.

— Тогда к чему мне менять внешность? Не проще ли тебе во что-нибудь превратиться.

— Ты прекрасно знаешь, что я не умею… Так! Мы уже подходим к городу. Ищи четвёртые ворота.

— А как я их узнаю?

— Иди, смотри, читай и говори мне, что там написано. На всех воротах таблички с названиями и щит с гербом королевства. Тракт, если мне не изменяет память, должен закончиться у граффитских ворот.

Город надвинулся переливчатой махиной из стен, башен, колонн… И гигантских ворот, величественных, как триумфальная арка.

— Ну? Что там написано? Что? — нетерпеливо вопрошало Зеркало.

— «Граффити», — послушно прочитал я. — Хм… Прикольный герб!

На прямоугольном щите с вензелями по контуру изображались могучие хвойные деревья, подпирающие зелёными кронами синее небо и заточенные снизу наподобие карандашных кончиков. Как есть — деревья-карандаши! С витиеватым росчерком внизу:

«Писать, пока не затупится кончик и не сотрётся вечность!».