Гарри Тертлдав - Ночь оборотней

— Что тут происходит? — спросило видение.

Голос у него был глубоким и сладким, как напиток, который готовят кочевники пустынь, чтобы не спать.

— Маврикс! — воскликнули женщины в экстазе.

Джерин почувствовал, как руки их задрожали и ослабли. Он приготовился к рывку, но стоило ему напрячься, как божество махнуло рукой, и его снова крепко схватили.

— Что здесь такое? — повторил Маврикс.

Вэн удивленно крякнул.

— Откуда ты знаешь мой язык?

Лис же был уверен, что бог говорил на элабонском.

— Он не…

Его захватчицы зарычали, не позволив ему возразить.

Маврикс картинно развел руками.

— У нас есть свои хитрости, — сказал он… и вдруг раздвоился.

Оба видения взмахнули руками, и бог опять остался один.

Джерин пристально, насколько позволяли обстоятельства, изучал Маврикса. На нем была оленья шкура, мягкая и податливая, на голове — венок из виноградных листьев. В левой руке он держал ивовый прут. Джерин слышал, что при случае это оружие может быть пострашнее любого копья. Светлые кудри Маврикса доходили до плеч, щеки и подбородок были выбриты. Нежные черты лица сделали бы его мечтой любого педераста, если бы не глаза: две черные бездонные пропасти, не излучавшие ничего, кроме темноты. От него исходил слабый запах забродившего винограда и чего-то еще, чему Джерин не знал названия.

— Такие трюки могут быть весьма полезны, — произнес Лис на плохом ситонийском, пытаясь привлечь внимание бога и продлить себе жизнь хотя бы еще на пару минут.

Маврикс перевел взгляд своих бездонных глаз на Лиса, на застывшем лице его появилась улыбка. Он ответил на том же наречии:

— Как приятно слышать настоящий язык, пусть даже из уст жертвы.

После этих слов Джерин понял, что судьба его решена.

— Значит, ты в сговоре с Баламунгом? — закричал он, зная, что ему уже нечего терять.

— Чтобы я водил дружбу с каким-то варварским шарлатаном-бездельником? Да какое мне до него дело? Однако, мой смертный друг, будь уверен, тебе это не поможет. Нельзя перечить безумию мавриад. Иначе наше празднество потеряло бы всякий смысл. Ведь обычная жизнь — это лишь череда мелких неисполнимых банальностей.

— Нет, это несправедливо! — выкрикнула Элис. — Смерть можно понять, все мы умрем, этого не избежать. Но после того, как барон Джерин в одиночку разделался с зубром, умереть от рук фанатичек, пусть даже за ними стоит сам бог…

«Не самое удачное время для философствований», — подумал Лис, но промолчал.

Маврикс перебил ее, причем его глубокий голос надломился:

— Джерин убил громадного дикого быка? — Улыбка бога сменилась выражением неописуемого ужаса. — Бык-бог снова пришел! — заверещал он. — Но теперь в образе человека!

Издав напоследок истошный вопль, Маврикс скрылся в лесу. Его почитательницы, встревоженные состоянием своего господина, бросились следом. Все, кроме важной госпожи, продолжавшей умиротворенно сидеть и баюкать свое несчастное «дитя».

Все еще не веря своему спасению, Джерин медленно сел. Его примеру последовали Вэн и Элис, ошеломленные не меньше его.

— Что я такого сказала? — спросила Элис.

Джерин хлопнул себя по лбу, пытаясь выудить оттуда воспоминания. Раньше он почти не уделял внимания Мавриксу, поскольку основные проявления этого бога — виноград и вино — редко встречались к северу от Керс.

— Понял! — воскликнул он наконец, щелкнув пальцами. — Это все Метокайтс, ситонийский принц. Однажды он гнал нашего бога до самого Малого Внутриземного моря и бил его по голове металлической фигуркой бога-быка! Маврикс всегда был трусом. Полагаю, он решил, будто я… как бы это сказать?.. новое воплощение его мучителя.

— А что случилось с тем парнем — с Метокайтсом? — спросил Вэн. — Ссориться с богами не очень-то разумно.

— Насколько я помню, Маврикс изрубил его сына на мелкие кусочки, приняв бедного парня за виноградную лозу.

— За виноградную лозу, говоришь? Знаешь что, капитан, если тебе когда-нибудь покажется, что я зеленею и обрастаю листьями, будь так добр, предупреди меня, прежде чем что-то срезать.

В это время последняя оставшаяся с ними женщина подняла глаза от растерзанной тушки, которую она баюкала. В глазах ее постепенно засветилось сознание, хотя и не совсем достаточное для того, чтобы понимать, кто она и где находится. Когда мавриада заговорила, в ее голосе слышалась та же властность, что у Сивиллы из Айкоса:

— Не смейте насмехаться над Мавриксом, повелителем сладкого винограда. Будьте уверены, о вас не забыли!

Поплотнее завернувшись в свои лохмотья, она с высокомерным видом скрылась в лесу. В лагере воцарилась недоуменная тишина.

Воспользовавшись спокойствием призраков, Джерин принял решение отправиться в путь немедленно, хотя и знал, что расстояние не спасет его ни от Баламунга, ни тем более от Маврикса. Однако ничего страшного не произошло. Вскоре восходящее солнце превратило Тайваз и Мэт в пару бледных кружков, повисших рядом в утреннем южном небе.

Предыдущий день оказался столь полон событиями, что он вспомнил о своем так называемом сне лишь около полудня. К этому времени они уже снова выехали на главную дорогу, присоединившись к многотысячному потоку путешественников, направлявшихся к сердцу империи.

— Так вот почему ты проснулся не в себе! — сказал Вэн.

И тут до него дошел истинный смысл слов Лиса.

— Хочешь сказать, этот тощий, неведомо кто, знает, где мы находимся и что собираемся делать?

Джерин почесал подбородок.

— Уж по крайней мере где мы, точно знает.

— Мне это не слишком нравится.

— А мне еще меньше, но что я могу поделать?

Следующую ночь Лис провел в мрачном расположении духа, все время оглядываясь в страхе, как бы не вернулся Маврикс. Пророческий тон полусумасшедшей последовательницы бога зародил в нем беспокойство. К тому же его вахта прошла в полном одиночестве: Вэн мгновенно заснул, и Элис вскоре последовала его примеру.

В тот день по дороге она почти с ним не разговаривала, а большей частью слушала байки Вэна, а тот готов был травить их часами. Все попытки Джерина присоединиться к беседе с вежливой холодностью отвергались. В конце концов он сдался, чувствуя себя слегка обиженным и одиноким. Губы его кривились в кислой ухмылке. Ибо кому-кому, а уж ему-то было распрекрасно известно, что причиной холодности гордячки являлся его несвоевременный пыл.

Следующее утро началось приблизительно так же, как закончился предыдущий день. Джерин и Элис держались друг с другом настороженно-вежливо, а Вэн, не замечавший возникшего напряжения, тем временем громко распевал непристойную песенку, позаимствованную им у трокмуа. Так продолжалось до тех пор, пока они не добрались до реки Прантер, которая, подобно остальным рекам, брала начало в предгорьях Керс и затем впадала в Великое Внутриземное море.