Пол Хофман - Левая Рука Бога

Вторую горничную — на тот случай, если Брайони была так же несдержанна на язык, как ее хозяйка, — тоже сослали в глухой угол, и мадемуазель Джейн получила возможность наслаждаться жизнью, в которой прыщи, угри, тонкие губы и непослушные волосы стали не более чем воспоминанием.

В течение нескольких месяцев молодая аристократка пребывала в раю. Благодаря искусству Рибы ее довольно посредственная внешность неправдоподобно преобразилась к лучшему. У нее появилось еще больше поклонников, что побуждало ее — как требовали традиции ухаживания, принятые у Матерацци, — относиться к ним еще более презрительно и насмешливо. Если вы когда-либо разбивали чье-нибудь сердце, вам хорошо известно, что не существует средства, сколь бы редким и дорогим оно ни было, которое могло бы доставить такое же острое наслаждение, как сознание того, что ты — средоточие чьих-то грез и желаний и что в твоей власти всего лишь легкой улыбкой или взглядом раздавить человека.

Поначалу ничего вокруг себя не замечавшая от восторга, гордящаяся тем, что теперь разбивает больше сердец, чем даже ненавистная Арбелла Лебединая Шея, мадемуазель Джейн со временем стала подмечать нечто настолько странное и невиданное, что в течение нескольких недель оно представлялось ей плодом собственной фантазии.

Кое-кто из молодых аристократов — правда, не все, а лишь кое-кто, — казалось, вовсе не были так уж удручены ее неизменными отказами, как она того ожидала. Конечно, и эти претенденты стенали, вздыхали, горько жаловались и умоляли ее взять отказ обратно, подобно всем другим, однако, как мы видели, мадемуазель Джейн обладала определенной чуткостью (пусть лишь в том, что касалось ее самой), отчего она и начала подозревать, что все эти проявления чувств не были до конца искренними. И что это могло означать? Быть может, думала девушка, она просто привыкла разбивать сердца, и острота удовольствия притупилась, как то бывает с удовольствиями, коим слишком часто предаешься? Но нет, это было не так, поскольку сама она испытывала ничуть не ослабевающий прилив чувств, когда речь шла о тех поклонниках, которые искренне страдали от ее холодности. Что-то происходило.

Позднее утро мадемуазель Джейн по обыкновению отводила для разбивания сердец и не скупилась на время, иногда посвящая минут по тридцать тем, кто был особенно хорош в мольбах и изливании жалоб на ее красоту, бездушие и жестокость. На этот раз она решила все утро отдать тем, кого подозревала, чтобы либо утвердиться в своих тревожных сомнениях, либо развеять их. Ее покои были устроены так, что она легко могла подглядывать за своими поклонниками в момент их прибытия и ухода, чем мадемуазель Джейн и воспользовалась в то утро.

Уже через несколько часов ее ярость разыгралась не на шутку, потому что худшие опасения подтвердились сверх всякой меры. И все из-за этой неблагодарной потаскушки Рибы.

Трижды в то утро мадемуазель пришлось выдерживать притворные жалобы на разбитое сердце от молодых людей, которые, как стало теперь очевидно, приходили к ней исключительно из-за того, что это давало возможность, явившись пораньше и быстро покончив с унизительной процедурой ползания на коленях перед мадемуазель Джейн, остальное время пялиться на жирную шлюху Рибу. Это было невероятно унизительно; они не только обманывали самую красивую и желанную женщину Мемфиса (что было преувеличением — мадемуазель Джейн в лучшем случае была номером пятнадцатым в списке первых красавиц, — впрочем, учитывая ее состояние крайнего гнева, преувеличением вполне простительным), но они еще и предпочитали мадемуазель Джейн существу размером с дом, которое колыхалось при каждом шаге, как бланманже.

Это оскорбление — а для женщины рода Матерацци быть названной толстой считалось смертельным оскорблением, — конечно, тоже не полностью соответствовало действительности. Да, Риба составляла разительный контраст своей хозяйке и вообще всем женщинам Матерацци, но она отнюдь не колыхалась, как бланманже; кроме того, в те два месяца, что Риба провела в Мемфисе, она была так занята, что не имела ни времени, ни возможности есть столько, сколько ела в Святилище, в результате чего значительно потеряла в своей масляной пухлости. То, что прежде казалось слишком уж необычным, теперь стало весьма соблазнительно необычным. Привыкшие к мальчишеской худощавости и неприветливости женщин Матерацци, юноши Матерацци все с большим интересом заглядывались на изгибы фигуры и покачивающиеся округлости Рибы, когда она медленно прогуливалась со своей надменной хозяйкой. Равно привлекательными для них были ее веселая улыбка и приветливое обращение. Мужчины Матерацци были с детства воспитаны на ритуалах рыцарской любви, подразумевавших безответное и безнадежное обожание бесстрастного объекта поклонения, который ни во что их не ставил. Поэтому тот факт, что значительное количество поклонников перенесло свое внимание на пышнотелую красавицу, которая отнюдь не смотрела на них как на гадость, которую кошка приволокла из сада, едва ли нуждается в объяснении.

В приступе чудовищной ярости мадемуазель Джейн выбежала из своего укрытия в главную приемную, где Риба только что закрыла дверь за юным Матерацци, который вышел на улицу улыбаясь, со взором, затуманенным желанием, и стала громко звать домоправительницу:

— Анна-Мария! Анна-Мария!

Риба в изумлении взирала на свою пунцовую от гнева хозяйку.

— Что случилось, мадемуазель?

— Заткни свой поганый рот, ты, пузатая бочка с салом, — притворно вежливым тоном произнесла мадемуазель Джейн к крайнему изумлению Анны-Марии, которая поспешно явилась на истеричные крики хозяйки. Взглянув на нее так, словно еще секунда, и она взорвется, мадемуазель Джейн указала на Рибу: — Вышвырни эту коварную мошенницу из моего дома. И чтобы я больше никогда не видела здесь эту прошмандовку!

Мадемуазель Джейн собралась было завершить свою тираду увесистой пощечиной, но передумала, заметив, как удивление на лице Рибы сменилось гневом от такого чудовищного оскорбления.

— Убрать ее с глаз моих! — крикнула она Анне-Марии и, шелестя шелками, метнулась обратно в свои покои.

ИдрисПукке не оставил попыток переучить желудок Кейла. Его новая диета поначалу должна была быть простой — в конце концов, разве не простота является проверкой мастерства хорошего повара? В следующий раз вернувшись с прогулки, Кейл увидел еще одно фирменное блюдо ИдрисаПукке: свежую форель, выловленную в озере близ сторожки, чуть подкопченную, с вареным картофелем, травами и листьями. К картошке Кейл отнесся с осторожностью, поскольку она была сдобрена небольшим количеством растопленного масла, но все прекрасно удержалось в желудке, так что он даже попросил добавки.