Пол Хофман - Левая Рука Бога

Ни одна лошадь по собственной воле не затопчет человека и не станет прыгать через препятствие, которое ей не под силу перескочить. Ни один человек не устоит перед боевым конем и сидящим на нем копьеносцем. Но люди способны сознательно идти на смерть, в отличие от животных. Их можно научить умирать.

Когда уже казалось, что конница вот-вот накатит на пеших, как все сметающая на своем пути океанская волна, лучники отступили назад и молниеносно оказались за острым частоколом. Кто-то, конечно, поскользнулся, кто-то оказался недостаточно проворен — эти были растоптаны или проткнуты копьями. Но и лошади слишком неожиданно налетели на острые колья, не успев уклониться. Насаженные на них, как на вертелы, они ржали и кричали так, словно наступил конец света, всадники падали с них, ломая шеи; тех, кто оказывался на земле, Искупители забивали деревянными молотами или протыкали мечами сквозь сочленения доспехов: один держал, другой вонзал меч, и коричневая грязь превращалась в красную.

Большинство лошадей из задних рядов в панике стали слишком быстро разворачиваться назад, при этом они поскальзывались, сбрасывая седоков; другие продолжали по инерции двигаться вперед, налетая на тех, которые остановились в захлебнувшейся атаке; некоторых, находившихся с краев, выталкивали в прилегавший к полю лес.

Люди сыпали проклятьями, лошади ржали и бешено метались, будто это были не мощные боевые кони, а какие-то существа, вдвое меньше и легче, чем на самом деле, они рвались назад, в безопасный тыл. Седоки сотнями сыпались на землю, и лучники, молниеносно выныривавшие из-за своего частокола, обрушивали на головы и груди ошеломленных падением всадников смертоносные удары своих деревянных молотов. На каждого конника Матерацци, который, скользя и спотыкаясь, пытался встать на ноги и обнажить меч, приходилось по три Искупителя в измазанных грязью сутанах, которые набрасывались на него и всаживали свои мечи в глазные отверстия шлема или зазоры между частями доспехов. А освободившиеся от страха и разъяренные лучники, стоя среди кольев, продолжали поливать стрелами отступающих всадников. И снова падали раненые лошади, те же, кого стрела миновала, потеряв ориентацию, став неуправляемыми, несли своих седоков неведомо куда.

Но худшее было еще впереди. Для поддержки наступления в помощь кавалерии Нарцисс, как положено, послал передовые части тяжеловооруженной пехоты.

Восемь шеренг общей численностью в восемь тысяч пехотинцев были уже на полпути к позициям Искупителей, когда в них врезалась собственная отступающая кавалерия: обезумевшие от ужаса и ран лошади вклинились в передовой строй наступавшей матерацциевой тяжеловооруженной пехоты, который не имел возможности ни расступиться, чтобы пропустить их, из-за густого леса по обе стороны поля, ни отойти назад — из-за подпиравших сзади, ничего пока не ведавших и продолжавших наступать своих же шеренг. Пытаясь избежать смертельного столкновения с несущимися на них неуправляемыми животными, тяжеловооруженные пехотинцы заметались, натыкаясь друг на друга, толкаясь и умоляя освободить дорогу, хватаясь за соседей, чтобы не упасть, увлекая их за собой и создавая волну падений, которая, как круги на воде, расходилась назад и в стороны.

Строй сломался, наступление захлебнулось, люди скользили в грязном месиве, изрыгали проклятья и тянули друг друга за собой. Искупительские лучники, получив передышку и придя в себя, выпустили последние стрелы. И на сей раз, поскольку Матерацци стояли на месте и находились на расстоянии всего восьмидесяти ярдов, острые наконечники пробивали даже стальные доспехи, если попадали в них по прямой.

Но при всем при том лишь несколько сотен были затоптаны лошадьми или погибли от стрел. Тысячи оставшихся в живых, припадая к земле, прятались друг за другом, пока сержанты и капитаны властными окриками не заставили их подняться, выровнять строй и продолжить атаку. Хотя солдаты и были раздосадованы неразберихой и необходимостью тащиться триста ярдов по грязному месиву пашни в доспехах, весивших шестьдесят фунтов, инерция наступления была восстановлена. Пятьдесят ярдов. Двадцать. Десять — и вот они побежали, копья наперевес, острия нацелены в грудь противнику.

Но в момент столкновения Искупители, словно это был один единый организм, быстро отступили на несколько ярдов назад, в последний миг лишив противника опоры. И снова передняя линия Матерацци, топчась и спотыкаясь, остановилась, кто-то по инерции выбежал вперед, кто-то отпрянул назад — мощь наступательного порыва иссякла.

Однако теперь, несмотря на весь хаос, Матерацци безоговорочно понимали: они — закованные в броню величайшие воины в мире, наконец сошедшиеся лицом к лицу с противником четверо к одному, — обязаны победить. И, уверенные в будущей победе, они снова двинулись вперед. Теперь кроме людских криков воздух оглашали бряцание копий и сиплые от натуги кряканья обремененных тяжелыми доспехами воинов Матерацци: сейчас они действовали на еще более ограниченном пространстве, и сзади их подпирало несколько рядов своих, которые толкали их, чтобы тоже выйти вперед, принять участие в схватке и урвать свою толику славы. Однако наносить удары могли только те немногие, кто находился в первой шеренге, то есть меньше тысячи человек за раз.

Таким образом, сильно уступая противнику в общей численности, на площади, ограниченной всего дюжиной футов, Искупители имели больше простора для маневра и легче уклонялись от ударов. Матерацци же, не имевших возможности продвинуться вперед, по-прежнему толкали или пытались оттащить их же товарищи, стоявшие непосредственно за ними, а на этих наседали те, кто находился еще дальше и не видел, что происходит впереди.

Давление усиливалось: второй напирал на первого, третий на второго и так далее. Передние пытались уклониться, отступить в сторону или отойти назад, но отходить было некуда, и под давлением сзади их выбрасывало вперед, прямо на острия копий Искупителей, под удары их молотов. Некоторые падали от ран, некоторые под натиском сзади не могли удержаться на ногах, увязая в мягкой грязи, скользили и тоже падали, те, что напирали сзади, потеряв опору, падали на них, следующие за ними — сверху и так до бесконечности. Чтобы сохранить равновесие, солдаты пытались переступать через упавших, но помимо их воли давление сзади заставляло их топтать своих товарищей, и, не в силах удержаться на извивающихся и брыкающихся телах, они соскальзывали и падали сами. Какой толк от доспехов, если нет простора для движения? Они становятся лишь обузой для человека, который старается встать на ноги или перелезть через два-три лежащих на земле тела. А между тем спереди его колют мечом или оглоушивают тяжелым ударом молота.