Анна Котова - Время Изерлона

Потом проснулись очередной раз — и обнаружили, что в головах прояснилось. Вставать не хотелось категорически, но зверски хотелось есть.

Обшарили каюту в надежде найти хоть что-нибудь съедобное. Нашли. Омерзительный аварийный паек, оставшийся с незапамятных времен. Как он пережил всеобщую уборку станции, бог весть. Благословляя чудовищный срок годности армейских консервов, в два счета приговорили банку автоматически разогревающегося супа, запили водой из-под крана в крошечном санузле. Втиснулись вдвоем под душ. На подгибающихся ногах выбрались из-под него только через час, чтобы снова прижаться друг к другу на неудобной узкой койке, натянув на себя одеяло, и заснуть глубоко и блаженно.

Совесть и принципы явились, покружили над двумя головами на одной подушке, покурлыкали попусту — и улетели до поры.

Само собой было ясно, что они, конечно же, поженятся, как положено и как давно собирались, дайте только срок. Тут и обсуждать было нечего.

Они и не обсуждали.

Когда-нибудь.

Мама всплакнет, любуясь красивым сыном и его очаровательной невестой, папа хлопнет по плечу, гости будут толпиться и приставать — целуйтесь, а теперь еще, и еще; первый танец — ваш, выпьем за счастье молодых… И белое платье — непременно, и ленты в волосах. И оркестр, и суматоха, и смех, ребята напьются и будут бузить, и это будет счастье.

Когда-нибудь. Не завтра и не послезавтра, но обязательно.

А сейчас — ну что же делать. Мы не выдержали, и слава всем богам, что не выдержали. Оказывается, мы не железные. Мы живые, горячие и морально неустойчивые.

И плевать.

Нет во вселенной места светлее и прекраснее военной базы Дайан-Хан. Когда бывший Шервудский, а теперь Нерегулярный флот Яна снялся и ушел тайно шастать по космосу в ожидании хоть какой-то благосклонности от звезд, Мари даже слезу утерла. Эти сумрачные коридоры, искусственный свет, вечный гул за переборками, этот дикий камень и железо, эти тесные каюты — а особенно одна… Нет места во вселенной лучше старой военной базы Дайан-Хан, подтолкнувшей нас в спины и закрывшей за нами дверь, дав короткую передышку и счастье. И пусть впереди висело темное и, по всей вероятности, страшное завтра, — каждое сегодня Дайан-Хана казалось от этого только острее и ярче.

Невозможно было замуроваться в каюте навсегда — тем более что банка консервированного супа была только одна, а здоровых желудков целых два, да притом один из них принадлежал крупному мужчине… Короче, они выбрались из своего благословенного угла и поневоле отправились к людям. Вообще-то это было нешуточное испытание. Потому что каждый встреченный сослуживец считал своим долгом прокомментировать последние события в личной жизни майора Блюмхарта и капрала Беккер. Подмигивали, показывали большой палец, хлопали по плечу, хмыкали, поздравляли, подначивали, высказывали гипотезы, делились личным опытом… Кто-то за них радовался, кто-то завидовал, кто-то одобрял, кто-то осуждал, — и все эти мнения вились и жужжали, сгущаясь за спиной, и от этого отчаянно горели уши. А что Райнер способен так зардеться, Мари раньше и не знала.

Добрались до столовой, взяли подносы с обедом, поставили их на столик. Райнер предупредительно отодвинул для Мари стул. Она села. Он встал за ее спиной, положив руки ей на плечи, окинул взглядом шушукающихся и спокойно, слегка скучающим тоном, сказал:

— Совсем, совсем ничего не происходит в этом мире. Ни войн, ни революций, ни взрывов сверхновых, ни взлетов и падений галактических империй. Просто не о чем поговорить, этак же с тоски помереть можно. Да, к счастью, есть майор Блюмхарт… ммм?

Стало тихо.

— Парни, я все понимаю, — сказал майор с искренним сочувствием в голосе. — Когда язык чешется, ничем не поможешь, только почесать. Кому-нибудь в этом посодействовать? — и выразительно размял пальцы. Красивый парень Блюмхарт, стройный, движется легко и вовсе не выглядит массивным, но если присмотреться, кулаки у него… — Ну, не хотите — как хотите, — с сожалением констатировал майор. Помолчал немного и добавил: — Мне-то что, трепитесь на здоровье. Но если хоть одна собака хоть одним словом заденет Мэри…

С нескольких сторон донеслось: "Да ты чего, мы ничего…" — и подобные столь же содержательные высказывания. Блюмхарт кивнул, сел за столик и принялся за суп.

Болтать не перестали, но интенсивность болтовни безусловно упала — в разы. А самые понятливые вспомнили предыдущую животрепещущую тему и вернулись к ней — к родословной юной Карин фон Кройцер, незаконной дочери сердцееда Шенкопфа.

— Наш полк существует, чтобы жить было веселее, — проворчал как-то Райнер, услышав очередную версию происхождения Карин. — Не мы с тобой, так генерал…

— Генерал привычный, — засмеялась Мари. — О нем всю жизнь рассказывают анекдоты. И, по-моему, он их коллекционирует.

— Кстати, это идея, — отозвался Райнер. — Будут трепаться — заведу тетрадь для конспектов. Чтобы потом перечитывать на досуге.

— И ты туда же, — Мари покачала головой. — Не флот, а клуб мемуаристов. Аттенборо вон тоже все время что-то пишет…

— Тогда не буду, — фыркнул майор. — Я уважаю адмирала Аттенборо, но брать с него пример — увольте. К черту Аттенборо. Лучше иди-ка сюда, Мэри-Сью…

Адмирал Аттенборо не знал, что его послали к черту, но и сам бы пошел с удовольствием. Закономерное развитие романа, давно следовало ожидать, что этим все кончится, и я ж давным-давно решил, что мы дружим — и не более. Что ж так хочется съязвить побольнее, чтобы физиономию майора Блюмхарта перекосило? Несправедливо, ни в чем передо мной не провинились ни она, ни он, я же сам тут хожу и дружу… так, вздохнули глубоко, прижали ирландский темперамент пальцем, чтобы не трепыхался. У нас тут война за поворотом, мы последний оплот демократии во вселенной, вот об этом и будем язвить по мере сил. Агитация и пропаганда. Встряхнем папину журналистскую наследственность. Дедушкину военную я тут и так гоняю в хвост и в гриву, уже который год.

Нам бы прибиться куда-нибудь. Мы же — если смотреть правде в глаза — горстка отщепенцев без родины, флага и порта приписки. Все, что у нас есть — это наш адмирал да мы сами. Упрямцы, которых никто ни разу не победил. Идем, понимаешь, из года в год от победы к победе… все потеряли на своем победоносном пути, кроме славы, — этой столько, что если б можно было ею заправлять пушки и кормиться, мы жили бы вечно.

Никому не нужна слава? Мы бы уступили по сходной цене. За мирную передышку в тихом углу галактики, за право жить так, как нам нравится, а не по законам Нового Рейха. За болтливое "зачем?" вместо верноподданнического "яволь!". Говорить "яволь!" мы охотно предоставим нашим выборным властям. Думаю, это всех бы устроило, в конечном счете. Наш адмирал, похоже, тоже так считает.