Наталья Баранова - Тенёта

— Мой несбывшийся супруг — пособник Дьявола, — грустно проговорила Марта.

Замолчав, она посмотрела в бледное, перекосившееся от смертельного ужаса, лицо Лоренцо. Крестьянина била крупная дрожь.

"Вот и все, — подумала Марта. — Он тебе не защитник, стоило только сказать правду, как…".

— Госпожа, — прошептал юноша, — и вы думаете, что он…

— Он всегда посылал погоню за сбежавшими невестами. И их всегда возвращали ему. Ханц был моей единственной надеждой.

Лоренцо крепко прикусил нижнюю губу. В глубоких синих глазах метались отблески огненного шквала.

— Я вас ему не отдам, — проговорил он упрямо.

— Да что ты можешь? — отозвалась Марта, не справившись с присущей ей в моменты волнения язвительностью. — Ресницами хлопать? Ты хоть лук умеешь держать в руках? Или меч? Ну? Хоть что-нибудь?

— Кнут, госпожа.

— О, господи ж мой, господи, — прошептала она, едва не рассмеявшись. Ей было и смешно и грустно одновременно. — И что ты сделаешь с отрядом лучников или копейщиков, Лоренцо? Что ты сделаешь с чернокнижником, если доберешься до него?

— Да хоть донесу на него инквизиции, — прошипел зло парень, обняв повисшую плетью правую руку и укачивая ее, словно мать больного младенца.

— Какой ты смешной, — проговорила Марта. — Барон фон Урмберг добрый христианин, добродетельный муж, всецело преданный Церкви. Архиепископ прислушивается к его суждениям. Разве поверит Его Преосвященство виновности барона? О, нет. Не поверит….

— Разве я — не добрый христианин? — проговорил Лоренцо устало.

— Разве ты друг архиепископа? — отозвалась Марта.

Подойдя к юноше, она присела рядом, и что б загладить колкость, коснулась его руки. Она ничего не могла с собой поделать, даже если б это напоминание, как клеймо было выжжено на высоком лбу Лоренцо, она не смогла б в это до конца и безоговорочно поверить. Крестьянин…. Да уж скорее церковный служка.

— Что у тебя с рукой? — спросила Марта.

— Не знаю, — ответил юноша, скривив губы. — Как огнем жжет.

— Давно?

— Нет, — ответил он односложно, прикрыв глаза.

Марта прикусила губу, глядя в его лицо, с вздувшимися венами и выступившей на висках испариной. Солоноватый вкус крови растекся во рту.

— Ты поранился? — снова спросила девушка, нагибаясь к его ладони.

Внезапно губы Лоренцо приблизились к ее лицу, язык коснулся ранки на губе.

…. Поцелуй….?

Снова нестерпимо заныло внизу живота, огненный шквал пробежал по телу, трепетала каждая жилка, каждый мускул. Марта вцепилась пальцами в плечи Лоренцо, и, отметая все мысли, все доводы рассудка, жадно отвечала ему, захлебываясь в водовороте доселе не испытанных ощущений. Лоренцо жадно впился в ее губы, словно желая выпить само дыхание, саму жизнь. Но эта жадность была так сладка и так страстна, так нова, и Марта с радостью готов была броситься в нее, как в омут, как в темноту трясины, позабыв обо всем.

Губы Лоренцо с трудом отпустили ее губы, но только для того, что б приникнуть к шее. От каждого то легкого, то долгого прикосновения что-то обрывалось в теле. Словно готовилась отлететь к небесам душа. Ватная мягкость заполоняла сознание, изгоняя последние искорки разума. Похоть, животная похоть властвовала над телом, заставляя быстрее стучать сердце, глубже вдыхать прохладный осенний воздух. От каждого прикосновения губ твердели соски под тяжелой тканью грязного платья; и разверстой раной, огнем преисподней, сосущей пустотой билось желание ее лона, ее тела.

Сколько она не знала мужчины после кончины супруга? Да разве когда кого-нибудь она желала так хоть одного рыцаря, включая собственного мужа? Разве не правы были те знатные вавилонские блудницы, впуская в опочивальню конюха, крестьянина или слугу, коль сила притяжения была поистине дьявольской, если никакие молитвы не могли успокоить шквала бушующего огня….

Протяжно застонав, Марта сильнее прижалась к телу крестьянина.

— Люби меня! — то ли подумала, то ли выдохнула она свое приказание. — Пока живы, люби!

Губы Лоренцо оторвались от ее шеи. Она ждала. Долго. Нехотя открыв глаза, посмотрела в лицо Лоренцо, прямо в расширившиеся черные зрачки, влекущие, как огни ада. Оттолкнув ее, крестьянин поднялся на ноги, шатаясь как пьяный.

— Лоренцо, — позвала Марта. — Куда ты? Лоренцо, вернись…..

— Не могу, госпожа….

Судорога исказила точеные черты. Вскочив, Марта застыла, объятая ужасом, увидев то, чего не заметила всего несколько мгновений назад.

Клыки. Длинные острые клинки легшие поверх нижней губы. Оскал зверя.

Все же, оскал.

Леденящим, могильным холодом оборвалась ликующая песня. Зазвенел воздух плачем похоронного рокота колоколов.

Отступив на несколько шагов, вцепившись одной рукой в тонкий ствол сосенки, Марта рассеянно смотрела на несбывшегося любовника. Вторая рукой девушка крепенько сжимала края воротника побледневшими пальцами.

— У тебя клыки…, - прошептала Марта, не в силах оторвать взгляда от загипнотизировавшего ее зрелища.

Развернувшись, Лоренцо побрел в лес, не отвечая ей.

Марта, проскользив по шершавому стволу, опустилась на землю, наблюдая, как шатающийся силуэт юноши теряется среди деревьев.

— Господи, помилуй! — проговорила она, — Господи, спаси и помилуй!

"Вся нечисть эта только одного и боится, — прозвучал из глубин детства нежный голос кормилицы, и упыри и волколаки и прочая нежить от креста, как черт от ладана бежит. Да от святой молитвы. Кресту Спасителем особая сила дана, да не погибнет тот, кто в него верует"….

Непослушными руками девушка, задрав подол, пыталась развязать крепко затянутый на талии узел. Узел не поддавался. Марта дергала и теребила его, чувствуя, как застывают первобытного ужаса пальцы. Наконец, узел подался, и самодельный тайник упал на землю. Раскрыв складки ткани Марта судорожно вцепилась в украшенный спелыми гранатовыми зернами рубина, массивный крест.

Крест лежал на ладони, пламенея в падающих сквозь ветки, солнечных лучах. Словно не холодные камни, а кровь Спасителя запеклась на золоте. Прикоснувшись губами к семейной реликвии Марта надела серебряную цепочку на свою шею и внезапно заплакала.

Лоренцо, — подумалось ей…. — Лоренцо, нежить лесная!

Лоренцо ведь пытался перекреститься! Лоренцо, так же, как и она, призывал Господа на помощь, и искренне, так искренне не понимал, что с ним происходит!

Рыдания, что сотрясали ее тело стали еще громче. Она плакала так, как не плакала на похоронах мужа.

Поцелуи, что сводили с ума, от которых наливалось тяжестью все тело…, видимо и впрямь были искушением Дьявола.

"Господи, помилуй…. Господи, помилуй", — шептала Марта, не в силах забыть, не в силах избавиться от бесовского наваждения, впадая в непонятное ей самой состояние, где ярче светило предзакатное солнце, а тревоги и желания осознавались, словно ее от них отгораживал толстый слой пуха. Забыв о рассыпанных на земле драгоценностях, о медленно затухающем огне костерка, девушка сидела на холодной земле, не в силах оторвать замерзших пальцев от старинной реликвии своего рода.