Артур Баневич - Где нет княжон невинных

Дебрен вскочил первым — и чтобы помочь ей, и чтобы заслонить. Пока она сидела в седле, пятно на внутренней стороне штанины видно не было. А теперь — да.

— Конечно, скверно. — Трактирщица прищурилась, ответив не очень-то сердечным взглядом. — Но уж таковы мы, простые смертные.

— В отличие… — Ленда сознательно не договорила.

— От вас, колдунов, — пожала плечами Петунка. — Которые так легко наколдовывают серебро, что его у них при себе никогда в наличии не бывает, чтобы при необходимости расплатиться. Знаю я. Тут то и дело задерживаются всякие лозоходцы и прочие чародеи, направляющиеся к Золотому Откосу. И каждый, стоит завести разговор об оплате, начинает изворачиваться: мол, серебра из дома не прихватил, потому как зачем же хребет ломать, если едешь на знаменитые золотые копи?

— Мы не едем, — заверил Збрхл.

— А мне-то какое дело, куда вы едете? Но так как некоторые такие едут, у меня возникло вполне обоснованное подозрение в вашей платежеспособности. Точнее — захотите ли вы расплачиваться. Потому что совершенно-то неплатежеспособного мага, пусть он даже всеми святыми станет клясться, я еще не встречала. Если такого как следует потрясти, денежка непременно отыщется.

— А ты смелая, — заметила Ленда. — Потрясти чародея, ну-ну… А может, ты, сестра, сама чарами подрабатываешь?

— Может, и подрабатываю. Мое дело, не ваше. Разве что вы из Инквизиции. А все на это смахивает.

— Можно спросить — почему? — Дебрен, не забывая заслонять собой Ленду, двинулся к двери.

— А хоть бы и потому, что у них мода на бритые головы. И еще потому, что они большие любители женщин брить. Официально говорят, что дьявол якобы любит в космах прятаться. Неофициальная версия имеет двоякий характер: во-первых, обработка молоденьких девок им удовольствие доставляет, а во-вторых, настоящие ведьмы крепко изловчились, частенько из тюрьмы сбегают, и пока они с бритой головой ходят, их легче вылавливать.

Дебрен подумал, что от излишка водки Ленда перестала отслеживать капюшон. Или просто-напросто хозяйка домыслила остальное, заметив отсутствие бровей и ресниц.

— Так ты, сестра, приняла меня за беглую чародейку? — Ленду, о диво, подозрение развеселило. — И что бы мне здесь делать в обществе дознавателя Дебрена?

Петунка вошла в комнату. Дверь оставила открытой, и они последовали за ней.

— Провоцировать. Или… приманкой служить.

Что-то странное было в ее взгляде. Ленда остановилась, попыталась прочесть по глазам, что бродит в покрытой пушистым золотом голове. Дебрен взял ее под локоть, посадил за стол. Рядом с камельком, где было теплее, да и свет шел сзади. Шевельнулся раз-другой, надеясь, что никто ничего не заметит.

— То есть… для других ведьм? — заинтересовался ротмистр. Кольчужный капюшон он снял уже раньше, теперь освободился от бригантины, [5] доспех из пластин, наклепанных под суконную основу. скинув латы на стол. Благостно улыбаясь, прижал пальцы к печи. — Не знал я, что ведьмы — бабофилки. Потому как, думаю, не цеховая солидарность их к товаркам толкает, когда вокруг инквизиторы крутятся, э?

— Свободные женщины, — сказала не слишком быстро и не слишком громко Ленда, — держатся вместе. Вероятно, потому, что таких трудно найти.

Дебрен грел руки у камелька и раздумывал, зачем здесь поддерживают огонь. Посетителей в трактире не было, а печь была.

— Правда. — Петунка, как и Ленда, обращалась вроде бы ко всем, но так же, как и Ленда, всматривалась исключительно в одного человека. Дебрен, слегка развеселившийся, подумал, что в замечании ротмистра относительно моноженской любви есть что-то дельное. Глядя со стороны на этих двух, можно было подумать…

— Йежинок! — крикнула не очень громко и как бы смущенно хозяйка, отворачиваясь и направляясь к запыленной стойке бара. — Пора Птенца кормить! Знаешь чем!

Было тихо. Дебрен насыщался теплом, слушал удары капель по деревянному полу. Воду поставлял тающий на полукожушке Ленды снег. Полукожушок был без рукавов и с дырами в районе левой лопатки. Збрхл, если верить его похвальбе, заработал эту одежку, угодив дракленцу-разведчику на расстоянии в четверть мили на полном скаку прямо в сердце. Относительно аллюра Дебрен сомневался, но касательно сердца — нет: на шкуре остались бурые подтеки.

Он подумал, что хорошо бы снять эту дрянь с Ленды. А потом, продолжая мысль, снять вонючие лохмотья, взять одну из лежащих перед камельком шкур, укутать дрожащую наготу мягкой, чистой шерстью, согреть теплом от горящих поленьев и тем, другим, которое так и рвется наружу от собственного…

— Хорошо, Петунка. Хорошо. Уже иду… милая.

Дебрен вдруг понял, зачем нужны эти шкуры перед камельком. В голосе трактирщика было что-то странное.

Надо прореагировать. Он почувствовал, что происходит нечто необычное. А необычность требует как минимум внимания. Даже такая. Хорошая. Прихватывающая горло болезненной и сладостной спазмой.

Он не сделал ничего. Смотрел на Ленду, небрежно сидящую, широко поставив на стол локти, слишком утомленную для чего-либо, кроме самого сидения. И на хозяйку, стоящую за стойкой перед пустыми, покрытыми паутиной полками. Петунка после недолгого поиска выловила из-за кувшинов кусок грязной тряпицы. Когда вела ею по стойке, в воздухе закружилась пыль.

Дебрен обратил внимание, что тряпку она держит левой рукой.

— Петух у вас есть, птенцы тоже, — потер руки Збрхл, — так, может, и парочка яичек найдется? Если уж, госпожа Петунка, вы мужа в курятник посылаете, так, может, он несколько штук прихватит? Скажем, дюжину? Ленда больна, потому и не ест, а Дебрен, вероятно, живот чарами подкармливает, но у меня-то уж кишки… — Он осекся, увидев входящего трактирщика. Когда заговорил, голос его звучал уже немного иначе. — Это что же, господин Выседел? Вы что, уши в мойне не домыли? Жена велела птенцов кормить, а не убивать. А если даже и убивать, так не из такого же огромного арбалета. Он почти моему ровня, а я из своего того долбаного грифона уложил бы, ежели б он на нас напал. От курицы у вас мало что останется. Немного помета и пера на насесте.

Дебрен заметил, что Збрхл то и дело поглядывает на стол, на бердыш и пояс с тесаком. К счастью, Йежин был далеко и не совершил глупости. Ленда тоже. И Дебрен. Возможно, потому, что у обоих была картинка поинтересней на стойке.

— Не глупи, медвежонок, — тихо сказала Петунка. — Глаза у тебя добрые, а мне не хотелось бы тебя обижать. Даже если ты к прохвосту в услужение нанялся.

— Не нанялся, — сказал Дебрен. Он встал, скрестил на груди руки, улыбнулся, поглядел трактирщице в глаза. — Это кудабейка? Я правильно понял?

— Правильно. — По лбу у нее стекал пот, но она вполне уверенно держала в обеих руках оружие. — И перестань таращиться, бабопалец. Потому что это настоящий музер. Он хоть и маленький, но сила поражения у него чертовская…