Джуд Фишер - Дикая магия

Три дня лодки сновали по бухте туда и сюда — к «Длинной Змее» и от нее, перевозя бадьи с замазкой для заделки трещин и швов. В это время Мортен Дансон и Орм, чьи руки напоминали лапы медведя, мужчина кряжистый, мускулистый, проверяли, как работает рулевое управление, в порядке ли оснастка судна, и спорили о том, как точно определять глубину. Когда наконец они сочли, что все в порядке, началась перевозка сундуков и дров, потом — дубленых кож, тюков с тюленьими шкурами, брусьев и перекладин — всего, из чего можно соорудить хоть какой-то кров в северных краях. В последнюю очередь перевезли запасы провизии для долгого плавания. Женщины и дети выстроились цепочкой от деревни до берега и передавали из рук в руки корзины с ржаным хлебом и соленой треской, морской щукой и кровяными колбасами, маринованной бараниной и телятиной, вяленой говядиной, кругами сыра, яйцами кур и чаек и копчеными кроликами и даже цельные тюленьи туши, вымоченные в рассоле. Множество тяжелых бочонков с водой, взятой из ручья, что бежит со скал за деревней, разместили на корме в специальном хранилище. Мастер устроил его, чтобы выровнять корму с носом, отягощенным ледоломом. Кроме воды, взяли на борт немного «Крови жеребца» и бочку доброго пива. Аран решил, что неплохо будет поддерживать настроение моряков чем-нибудь, согревающим нутро после изнурительной гребли.

По распоряжению хозяйки Камнепада на борт подняли два огромных мешка с репой, капустой и диким луком-пореем, чтобы разбавить хоть как-то огромное количество мяса в рационе команды; впрочем, она слабо верила, что мужчины станут готовить овощи, потому что на борту не было женщин, которые могли бы их к этому принудить. Наконец под завистливые вздохи зевак на корабль переправили большой мешок с ароматными золотистыми пирогами. Возможно, кое-кто в этот момент подумал, что супруга хозяина Камнепада примирилась с опасными замыслами мужа. Но никто не знал, что позаботилась о пирожках мать Веры, Геста Рольфсен.

Аран Арансон взял в команду еще двух человек: Урса, занявшего место Тэма Лисицы, огромного мужчину с обезображенным лицом, который заявил хозяину Камнепада, что ему не везет с женщинами и он должен заработать, чтобы купить себе жену; и старшего сына Фелина Грейшипа, Гара, мускулистого девятнадцатилетнего парня, который не был мастак на разговоры, но умел одной рукой с закрытыми глазами завязать беседочный узел. Вопреки желанию матери Фент тоже отправлялся с отцом. Больше мест на корабле не было, но около сотни мужчин и парней устроили лагерь возле дома Арана, соперничая за честь плыть с ним. Всякий раз, как он выходил на улицу, его обступала толпа просителей. Около дюжины уроженцев Камнепада старались держаться поближе к нему; это были люди, которых Аран давно знал, знавал и их отцов. Они вели себя сдержанно и почтительно, кланялись ему — в надежде, что он вспомнит о добром имени их семейств и тех невзгодах, которые они пережили. Прибывшие с других островов вели себя не столь пристойно. Они кричали, стараясь привлечь внимание, хвастались своей удалью, демонстрировали мышцы, клялись, что могут управлять кораблем и в туман, и в ливень.

Он говорил со всеми, с каждым в отдельности, подолгу и приветливо. Из этих людей за день до назначенного срока отплытия он выбрал еще одного человека — Пола Гарсона, двоюродного брата Тора Леесона, который много плавал и достаточно преуспел, чтобы купить собственный корабль, но тот затонул три года назад у Каллин Сэй во время жестокого шторма. Он умел выполнять сложные расчеты, определять курс по солнцу и звездам, по приметам на море, а мозоли на его руках говорили о том, что он не брезгует браться и за весло. Молва утверждала, что в гибели корабля не было его вины; а когда он вернется со своей долей сокровищ Святилища, то позаботится о Сэре Вулфсен и остальных членах семьи Тора. В отношении этого человека выбор Арансона был справедлив и оправдан.

Затем он вернулся в дом, прикрыл дверь и привалился к ней спиной.

— На этом все, — произнес он. — Больше никого взять не могу. Наверное, даже лишних набрал.

— Ну и скажи остальным, чтобы уходили, — сказала жена.

Аран выглядел огорченным.

— Конечно, но сначала мы должны дать им еды.

Бера Рольфсен подбоченилась:

— Ничего не осталось. Все погрузили на твой чертов корабль.

— Давай не будем ругаться в последний день, жена.

— Надеюсь, ты действительно уедешь, муженек. Ты же не собираешься ждать, пока льды растают?

Аран строго посмотрел на нее.

— Мы с тобой уже говорили об этом, жена. Хопли Гарсон и Фенил Соронсон купили корабль Дансона раньше нас: они отправились в плавание за месяц до того, как погиб Халли, или даже раньше. Ходят слухи и о других экспедициях. Каждый день промедления увеличивает наше отставание. Сейчас или никогда.

— Тогда выбери «никогда»! — Глаза Беры горели.

— Ты знаешь, что я не могу.

— Не можешь? Скажи лучше, что не хочешь. Я же вижу, что только твое желание движет все это предприятие, твоя навязчивая идея. Я говорила раньше и говорю сейчас: карта, которую ты привез из Фейра, — подделка для дураков. Святилища не существует, как и золота, о котором ты мечтаешь, но ты готов пустить на ветер все, что было нажито за долгие, трудные годы. Хуже того — ты готов платить жизнями твоих детей и мужчин Камнепада, которые кормят свои семьи, и все ради того, чтобы осуществить твой безумный замысел. Я скажу тебе, Аран Арансон, что такое это твое плавание: это охота за химерой, мечта о сказке, погоня за стаей диких гусей. И в лучшие времена оно было бы чистейшей глупостью, но сейчас настали худшие — жестокое море забрало нашего мальчика, а из столицы приходят слухи о близкой войне.

И не смотри на меня так, супруг мой, будто я — глупая баба, которая распускает сплетни в базарный день; нет, у меня есть глаза, уши и разум, и я знаю, о чем все говорят: совсем скоро истрийцы отомстят за то, что случилось в Аллфейре; как только море освободится ото льда, их корабли приплывут сюда, и они пройдут по этим островам с огнем и мечом, как делали и прежде. И где тогда будешь ты, мой муж? Здесь, чтобы защитить свою семью, или в северных морях в погоне за мечтой?

Пока Бера произносила эту речь, Аран сжимал кулаки все сильнее, кожа на костяшках пальцев натянулась до предела и побелела. Когда жена остановилась, чтобы перевести дыхание, нож, который был у него в руках, с резким звуком сломался, и осколок железа отлетел в сторону. Он угодил Бере в щеку чуть пониже глаза; хлынула кровь, хотя рана бала неглубокая. Женщина потрогала ее и посмотрела на руку: пальцы были алыми от крови и дрожали.

— Пролитая кровь! — вскричала женщина. — Это предзнаменование, но я не жду, что оно насторожит тебя, ибо ты глух и слеп ко всему, кроме своей мании.