Ника Ракитина - Крипт

— Иди за мной!

Сабина привела Майку в мыльню под домом, устроенную по каннуокскому образцу, стала растапливать каменку сложенными в под березовыми дровами. Взгромоздила на каменку чан, налила водой. Вспомнив, как Майка ратовала за чистоту, сполоснула руки в бочке и даже с мылом.

— Ложись на скамейку.

— Зачем?

— За надом, — словами рыжей огрызнулась Сабина. — Давно это с тобой? Жар есть? А сыпь? Сколько раз проносило?

— Две недели, — Майка зачем-то стала разматывать платок на голове, потом взялась теребить бахрому. — Нету жара. И не проносило, наоборот. А пятна — так это клопы поели…

Она тихо заплакала.

— Ничего у меня не болит! Только есть не могу. И живот тянет…

Сабина вздрогнула.

— Живот? А… месячные давно были?

— Рано еще.

— А… кто-нибудь… с мужчиной ты была?

— Ну, была!! — Майка резко отвернулась к стене, саданула по ней кулачком и облизала ссаженные костяшки. — С Болардом была! Только он не знает.

Ведьма уронила полотенце:

— Как это?

— А вот так! — зашипела Майка. — Выгнал он меня. Как тряпку, выбросил. Сразу после оглашения.

— Он же… говорил, что ты маленькая еще. Что к отцу тебя пока отправил.

Майка зарыдала взрослыми злыми слезами:

— Маленькая! Да отец просто не знал ничего. Дома его нет. Я и сбежала. До Настанга добралась и в трактире у ворот плясуньей стала. Все ждала, что встретимся. Я-то его узнала сразу, как вошел. Все боялась, что и он… глаза прятала. А он…

— А он?

— Не признал, — Майка легла на скамью, вытянулась, облегченно вздохнула. — Потом все деньги совал в руку. Успокаивал, что с первого раза ничего, ну, детей не бывает. Злился, что не сказалась. Будто я на грудь плакат должна вешать: «девушка».

"Плакат" Сабина пропустила мимо ушей. У графских дочек всегда причуды. Майка целый мир выдумала, совсем не такой, как здесь. И будто всегда там жила, а сюда попала через крипт под Твержей. А теперь любовь эта вот…

Руки же привычно делали дело.

— Ой!..

— Терпи. С доном была — не плакала.

— Плакала, — шепотом призналась Майка. — Ой, Сабинка, больше ни с кем никогда…

— Погоди, еще понравится.

— Нет!

— Все, закончила… в тягости ты.

Майка зажала рот ладонями. Глаза у нее стали круглыми.

— Вставай.

— Мамочка…

Ведьма взяла подружку за плечо:

— Вытравлю плод. Посидишь в кипятке с горчицей. Травок попьешь. Грех отмолится. Ты молодая — потом еще нарожаешь.

— Н-нет.

Сабина пожала плечами:

— А что будешь делать?

— Рожу!

— Вот дуреха! — ведьма схватила подружку за руки. — Ты хоть отцу скажись. Своему или этого, — положила ладонь на девчонкин живот.

— Нет! Они друг друга убьют, и он все равно на мне не женится!!

— Дуры мы, — ведьма покачала головой. — Отдаемся — и думаем: узнает про ребятенка — помягчеет, тут же под венец поведет.

— Я так не думала. Я люблю его. Понимаешь?!..

— Ага, любишь. Так любишь, что готова дитя родное в рабство отдать.

— Я не…

— Не знаешь? Что, по закону, если не в святом браке родится — сразу раб?

Майка схватилась за левую руку повыше локтя. Губы ее дрожали.

— Раб?

— Ну да, — хмуро сощурилась Сабина. — На чьей земле родился, тот и хозяин. Элайя мой… хозяин этому возмущался, но сразу все не переделаешь.

— А это… чья земля?

— Городская вроде. А княжество — Кястутисское.

Сабина поджала губы:

— Прости, у нас тебя оставить не могу. И так соседки косятся, что у священника живу молодая, незамужняя. А если еще и ты…

Майка натянула на голову свой старушечий платок:

— Да, Сабинка… пойду.

— Дура набитая! — ведьма подхватила полотенце, замахнулась. — Ивару в ноги пади.

— Нет! Все равно Борька не женится.

— Ты дослушаешь меня? — переспросила ведьма холодно. — Или мне самой князю сказать? Он тебя под землей найдет, с того твоего света достанет.

Майка отвернулась к стене, закрывая лицо руками, проговорила глухо:

— Сабинка… пожалей… и так я… Повеситься пробовала — веревка оборвалась. Из окна кинулась — за слив зацепилась, повисла. Все из-за Кольца проклятущего. И не снимешь! Я бы палец секанула, да крови страшно!..

Лицо ведьмы залил сливовый неровный румянец.

— Ты не о Боларде — о сыне думай. Ты в ноги князю пади да скажи, что любишь. Он с тобой повенчается, и сын родится не рабом — княжичем. Один раз кровать перетерпишь, небось, не развалишься. Я тебе пузырек с кровью дам — под себя выльешь. Ну, соглашайся!!

— Н-нет…

Глава 41.

1492 год, сентябрь. Настанг, Южный тракт.

Сабина испытывала ликование. Она вернулась к Ивару. Пусть Майкиной служанкой, тенью, пусть нянькой их будущих детей. Пусть! А там сложится. Ей, Сабинке, терпения не занимать… Да она и прямо сейчас могла бы вместо Майки взойти на брачное ложе — девчонка бы только рада была. Но Ивар любит. Он даже в полной темноте: по запаху, по прикосновению волос и кожи почует подмену. Нельзя… Ведьма горестно прикусила губу, проходя по внутренним дворам Твержи, впечатывая в замковые булыжники квадратные каблуки. По-хозяйски. Следом летел, завиваясь вокруг ног, отставая и догоняя, синий шелковый подол. Больших высот достигла девка, чтобы шелка носить.

— Сабина-а!!

Голос шел из-под земли. Ведьма споткнулась. Она узнала его — голос Гражины, и ей стало страшно.

— Сабина! Наклонись. Незаметно. Сделай вид, что башмак поправляешь.

Повинуясь хриплому повелительному шепоту, идущему из окошка у самой земли, ведьма наклонилась, делая вид, что подтягивает на туфле пряжку. Скосила глаза. Увидела Гражину — постаревшую, страшную, в кожаном ошейнике, от которого в глубину каземата тянулась цепь. Монахиня же, не теряя времени зря, сквозь решетку костлявыми пальцами вцепилась Сабине в запястье.

— Отпусти!..

— Помоги… мне…

И ведьма поняла, что возвращенные волосы ничего не значат. Что она боится Гражину по-прежнему. И даже сильнее. Так и застыла в полусогбенном неудобном положении, боясь дышать.

— Посмотри: стражи нет?

Сабина повертела головой:

— Нет.

— Верно, — оскалилась монахиня, — чего им меня бояться? Что это все бегают, как коты угорелые? Даже мне кусок лишний поднесли…

— Свадьба.

— Чья? Молчи! Не иначе, братец полоумный женится. А на ком?

Ведьма дернулась, но рука так и осталась в плену; ноги подкосились, и Сабина, не жалея юбки, села на пыльные "кошачьи лбы".

— На графине Эйле.

Гражина хихикнула:

— Викторова выб… графиня!.. Та, что брата из могилы вытащила? Ну, следовало ожидать. И к лучшему. Вытащи меня отсюда.

— Нет.

— Нет? — Гражина приподняла брови. — Тогда я тебя прокляну. Умирать стану — прокляну.

Сабину заколотило. Предсмертное проклятие имело особенный вес, она это знала, и Гражина знала, что она знает. Монахиня мелко рассмеялась: