Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – конунг

Я увидел краем глаза недоверие на лице Ордоньеса, но уже рывком оттянул тетиву до уха, выпустил древко стрелы из кончика пальцев и тут же ухватил вторую.

Стрелы пошли одна за другой, Ордоньес охнул, а на палубе ликующе закричали, когда стрелы, почти на излете, ударили в выглядывающих из-за борта пиратов. Там борт намного ниже, чем у нашего, три человека упали и катались по палубе, еще двое пытаются выдернуть застрявшие в одежде древки, остальные тупо и непонимающе смотрят на меня, еще не сообразив, что уже на дистанции выстрела, если лук достаточно дальнобойный.

Я злобно оскалил зубы и стрелял, стрелял, пока пираты не сообразили, что так перебью всех, кто на палубе, и не начали прятаться за бортами, мачтами, бухтами канатов.

Ордоньес закричал с негодованием:

– Ваша светлость, дайте и моим повеселиться!

– А вот не дам! – заорал я и продолжал ловить на прицел самых неосторожных.

– Это нечестно!

– А вся жизнь такая, – прокричал я со злобным весельем. – Только начнешь привыкать к хорошему, как она становится еще лучше!

– Да, – согласился он, – жизнь малина… хотя иногда и хреновая… Вон еще один!

Нерасторопный успел добежать до двери камбуза и упал со стрелой в шее.

У нас на палубе орали все громче, ожесточеннее. Корабли сближаются медленно и неотвратимо, как галактики. Пятеро наших поднялись разом, как один человек, размашисто метнули тяжелые стальные крюки на длинных веревках. Десятки рук ухватили, потянули с такой силой, что я начал опасаться как за эти туго натянутые струны, так и за пиратский корабль: так новгородцы топили датские корабли: вогнав гарпуны в борт и разом дернув на себя.

Кораблик, беспомощно хлопая парусами, начал приближаться бортом, такой маленький и жалкий. Пираты столпились на середине палубы, в руках оружие, многие в доспехах, но лица испуганные, растерянные, вряд ли так смотрелись, когда с радостным ревом выпрыгивали из лодок и бросались грабить беззащитные рыбацкие поселки.

Борт нашего корабля нависает над пиратским, как бочка над корытом, бросать крюки можно было и не высовываясь, будь на пиратском хоть несколько человек с луками наготове, наших гордецов сразили бы с первых выстрелов.

Слегка тряхнуло, послышался треск обшивки, и тут же головорезы Ордоньеса посыпались на палубу пиратского корабля. Кто лихо на веревках, кто просто перепрыгивал через борт, хотя с такой высоты желающих рискнуть оказалось немного, вот сэр Торкилстон слез степенно, как медведь в латах, но там сразу ринулся в сечу…

Я сунул лук за спину и так же, на веревке, перескочил через наш и вражеский борт. Подошвы ударились о чужую палубу, я выхватил меч и сразу же метнулся в бой, как голодный, которому может не хватить лакомств, к столу.

От мачты в мою сторону бросилось сразу четверо с обнаженными мечами и дикими воплями:

– Вот он!

– Бей стрелка!

– Убить…

Я успел отразить удары двух лезвий, первого набежавшего ударил в подбородок. Сочно хрустнули кости, несчастный взлетел в воздух на высоту человеческого роста. Я не стал смотреть, как грохнется, быстро сдвинулся в сторону, избегая нацеленных в меня острий. По телу пронеслась горячая волна, все замедлилось, я чувствовал злой азарт и успел понять, что с моей силой и скоростью все чаще начинаю решать кулаками и тогда, когда надо бы иначе…

…но злой азарт накрыл с головой, я бил, крушил, расшвыривал, бросал с размаху на пол, слыша, как трещат не только доспехи, но и кости, вокруг сплошной крик, как же здорово попадать кулаком, как кувалдой, с размаха в челюсть или просто в лицо, когда под твоими ударами трещит, как сухая солома, и сминается, подобно глине, человеческая плоть…

На самом деле, вспоминая потом схватку, со стыдом вижу, что особого боя и не получилось. Первое сопротивление сломили сразу, а потом убивали в азарте даже тех, кто бросил меч и встал на колени. В живых оставили только капитана и еще троих, однако их тоже, после короткого допроса, бросили в трюм.

– Корабль затопить! – прокричал я злобно. – Или сжечь!

Шкипер Нелль, глава абордажной команды, со слипшимися от крови волосами, но бодрый и яростный, крикнул с другого конца палубы:

– А людей?

Я сказал со злобным сарказмом:

– Здесь нет людей!.. А та дрянь, что плавала на этом судне, хоть рыб собой покормит!.. И то польза.

– Точно сказано, – одобрил он. – Дрянь по морям плавает, а моряки – ходят.

Люк трюма с грохотом задвинули толстыми засовами. Нелль послал двоих дюжих матросов прорубить дно.

Некоторое время с пиратского судна на веревках поднимали все ценное, что удалось найти в каютах, затем их корабль начал оседать в воду. Я перебрался по веревочной лестнице обратно, за мной вскарабкался в слегка помятых доспехах сэр Торкилстон, он и в бою старательно и очень ревностно меня охранял.

Вскоре вернулся и Нелль, заметно прихрамывающий, на боку медленно расплывается кровавое пятно, поднялся к нам с Ордоньесом на капитанский мостик.

– Корабль затоплен, – доложил он бодро, почти не морщась от боли, – погибших нет!

– Раненых? – потребовал Ордоньес.

– Шестеро, – доложил Нелль.

– Тяжело?

– Только один. Груза немного, но достаточно ценное. Золотишко, серьги, ожерелья…

Ордоньес отмахнулся.

– Распредели среди команды.

– Даже не взглянете?

Ордоньес покачал головой.

– Наш сюзерен прикидывает, как ограбить весь мир, что мне эти мелочи?

Нелль посмотрел на меня с испугом, я положил руку ему на плечо и сказал строго:

– Надо верить в своего сюзерена! Ты веришь?

Он сказал настороженно:

– Ну да… верю.

– Тогда иди и не хромай, – велел я.

Он ухмыльнулся, еще не поняв, почему стал чувствовать себя лучше, повернулся и пошел, а Ордоньес ошалело смотрел ему вслед.

– Он… в самом деле перестал хромать!

– Вера в сюзерена, – сказал я значительно, – великое дело. Особенно в такого замечательного, как я.

Ордоньес наконец оторвал взгляд от преобразившегося шкипера, глаза дикие, сказал уже очень серьезно:

– Сэр Ричард, а уж я как вам верю! Иначе кто бы сумел меня заставить плыть через весь океан в неизвестно куда?

– Если верите, – ответил я с важностью, – то нас ждут великие дела. Очистить океан от пиратов – полдела. Даже меньше!.. Ладно, пойду трофеи посмотрю.

Трофеи меня интересуют меньше всего, я спустился с мостика на палубу, где раненых положили вокруг главной мачты. Корабельный лекарь прикладывает к ранам целебные листья и умело перевязывает чистыми тряпками.

Я каждому сказал несколько бодрых слов, похлопал по плечу, эксплуатируя способность паладинов заживлять раны, все сразу оживлялись, даже не понимая, почему вдруг такой прилив сил.