Анастасия Вихарева - Повернуть судьбу вспять

Война и Галка стояли тут же, словно дожидаясь ее.

— Нет, я сама по себе, я с работы возвращаюсь, пропусти, пожалуйста, — попросила Любка.

Малина сразу отошла, повернувшись спиной. Любка повернулась и покрутила пальцем у виска, потом поправила платок и пошла дальше. Война и Галка сильно обрадовались ее жесту, ухватившись за него — кинулись следом, объясняя на ходу.

— Она показала вот так, вот так!

Как, Любка не стала смотреть, прибавила шаг, скрывшись в комнате и закрыв за собой дверь. До нее оставалось немного. Связываться с Малиной, которую она не знала, но много была о ней наслышана, у нее не было никакого желания.

В дверь застучали сразу несколько рук. Любка растерялась. Она оглянулась — ничего, чем можно было бы защититься. Обзавестись добром еще не успела. Но бояться было тоже глупо, рано или поздно придется выйти.

— Открой, сучка, открой! — кричала Малина и долбила в дверь, не переставая. — Слышь, ты?!

И она открыла.

Народу собралось много. За дверями стояли Малина, Галка, Война, половина девчонок из группы и любопытствующее, которые сбежались на шум.

— Ну, заходи, — пригласила Любка Малину спокойным тоном.

Галка и Война попытались влезть следом, но Любка преградила им путь.

— Что, Малина, боишься один на один? Они для храбрости нужны, или чтобы втроем на одну?

Сработало безотказно.

— Ну-ка, закрыли дверь с той стороны! — приказала Малина.

Ее состояние Любка оценила — никакое. Малина шаталась. Достаточно ткнуть пальцем, чтобы повалить вражью тать. Любка успокоилась совершенно. За дверями воцарилась мертвая тишина.

— Ну и… что хотела? — разглядывая легендарного человека, поинтересовалась она.

— Ты че на меня наехала?! Чего ты мне показывала?! — грозно вопросила Малина, стараясь расправить взгляд. Оставшись наедине с Любкой, видимо, осознав, что на чужой территории и без поддержки, она тоже как-то сразу начала успокаиваться.

— Ну а что ты творишь? Люди с работы возвращаются, знать про тебя не знают… А их Малина встречает и в лоб: ты на меня?! Нет, мимо… — сердито отчитала ее Любка. — И потом, как можно верить свидетелям, которые здорово облажались… Что ж ты так себя не уважаешь, чтобы под первокурсниц подлаживаться?

— Ну, знаю, — согласилась Малина.

И неожиданно тепло взяла Любку за руку и всхлипнула:

— Представляешь, меня парень сегодня бросил… А у меня день рождение!

— Поздравляю… — Любка на мгновение смешалась, не зная, как вести себя дальше. В подруги Малине набиваться она не собиралась. Выслушивать пьяный бред тоже. Пьяный бред отчима обычно заканчивался рецидивами. — Ну ладно, помиритесь еще! — успокоила она и посоветовала. — Ты пойди, выспись… Утро вечера мудренее…

— Точно! — задумалась Малина. — Слышь, а ты классная девчонка… Ты это, если что… зови меня, я разберусь!

— Тьфу, тьфу, тьфу! — переплюнула Любка.

Когда она открыла дверь и Малина на прощание полезла целоваться, лица вытянулись у всех. Такого исхода не ждали. Мирный исход быстро забывали, в общежитии помнили лишь истории, леденящие кровь — разочарованная толпа начала расходиться.

Еще дня через два Любке сообщили, что Малина снова ее искала, теперь уже не одна, а с согруппницами. Лица у вестников были напуганные.

— Ну, ладно, я пошла, — расстроилась Любка.

— Подожди, — удержали ее девчонки. — Давай, сходишь завтра, когда они протрезвеют. А сейчас мы тебя не отпустим, даже не думай.

Наверное, Любка почувствовала облегчение. Прошло уже два месяца, как они учились вместе, и обычно они занимали или нейтральную, или выжидательную позицию, или выступали в качестве ротозеев. А тут встали на ее сторону. Она, в общем-то, никому ничего не пыталась доказывать, просто жила себе и жила, стараясь привыкнуть к новой жизни.

Для Любки переживание за нее стало неожиданностью…

На следующий день, с тяжелым сердцем, в комнату Малины она отправилась с утра. Постучала и вошла. В комнате было четверо девушек, примерно в возрасте третьекурсниц и чуть старше. Страшными они не выглядели. Обычные…

— Мне передали, вы вчера меня искали, — спросила Любка, не то чтобы враждебно, но холодно. Унижаться она перед ними не собиралась.

— Тебя? — удивилась Малина, нахмурив лоб

Все четверо девушек озадачено переглянулись.

— А, ты Любка?! — обрадовалась одна из них. — Ну да, точно, искали! — вспомнила она.

— А зачем? — испытующе взглянула на нее Малина.

— Не помню… Ты у Галки с Войной спроси…

— Так! — напряглась Малина, внезапно изменившись в лице. — Тащите их сюда!

Две другие девушки, которые разглядывали Любку, вышли и через минуту вернулись, толкая впереди себя Войну и Галку.

— Вы меня решили под монастырь подвести? У меня последнее предупреждение! — дрожа от гнева, набросилась на них Малина. — Вы что, твари, делаете?! Я же обеих распорю сверху донизу! Если меня посадят, я выйду! Выйду! Я вас из-под земли достану!

И Галка, и Война притихли, испуганно пятясь к дверям, пытаясь что-то промямлить в ответ какое-то оправдание.

— Так я могу идти? — поинтересовалась Любка, когда Малина ненадолго закрыла рот, чтобы набрать воздуха.

— Иди! — махнула она рукой, снова набрасываясь на Войну и Галку.

Дружбой не пахло — Малина и сама была напугана и кипела от возмущения. Любка мысленно усмехнулась, удивившись своей мудрости и храбрости.

Этот инцидент в общежитии и в училище у Любки был последний. Теперь ее никто не трогал и она ни к кому не приставала.

А на втором курсе Галка проломила первокурснице череп…

Ее жертва попала в реанимацию, потеряв память и возможность двигаться. За нею приехали родители, а Галку судили. В общежитии она больше не появлялась. Наверное, Любка обрадовалась, на месте той покалеченной девчонки могла быть и она. Война осталась и точила зуб, но сломанными зубами немного куснешь. Из друзей у нее осталась лишь Светка Ибрагимова, которую Война теперь ревностно охраняла, пытаясь отвадить всех, кто к ней приближался.

Светке, похоже, в какой-то степени сие льстило. К Войне она относилась с теплотою и пониманием.

Любка упала на кровать, собираясь спать, спать и спать…

И тут же вспомнила, что не отправила домой еще две посылки. Постельное белье, которое купила в последнюю зарплату.

Девчонки, которые старались приодеть себя, приобретая наряды у фарцовщиков, ее не понимали. Иногда она отказывала себе в самом необходимом, чтобы послать домой что-нибудь еще. Но Любка знала, в селе жизнь стала еще хуже. После Брежнева пришел Андропов, после Андропова Черненко. После Черненко Горбачев, а ничего не менялось.

Любка уже пожалела, что однажды на Новый год загадала крамолу…

Словно чья-то невидимая рука начала переставлять фигуры — что-то вдруг сдвинулось, набирая обороты. Люди по-прежнему хвалили генеральных секретарей, выискивая злое на западе, и доброе у себя, но те, кто успел побывать за границей, вспоминали ее со слезами умиления. Не так много там было бездомных, чтобы плакать о них, зато производили цветные телевизоры, снимали крутые фильмы, одежда не шла ни в какое сравнение по качеству с той, в которую одевалась в Союзе, ездили на крутых машинах — и как бы не наказывали фарцовщиков за тунеядство, на жизнь они не жаловались. Девчонки оставляли им все свои зарплаты. Теперь с прилавок исчез даже шампунь. И война продолжалась, забирая парней, самых красивых и сильных, оставляя поколение Любки не то вдовами, не то падшими женщинами, вынуждая биться за простое женское счастье на кулаках, когда у каждой десять сильных соперниц.