Джульет Маккенна - Огонь с юга

— Тебе придется обратить внимание на то, что я с тобой разговариваю. — Дев бережно вернул свитки в чехол, завинтил крышку и бросил черный цилиндр в свой гамак. Затем уселся перед незваной гостьей, скрестив ноги, ухватил ее за волосы и повернул к себе. — Попробуй только укусить, — непринужденно продолжал он, — и я тебе все зубы выбью. Это ясно?

Она кивнула, но в ее глазах все же и теперь было больше презрения, чем испуга. Дев, посмеиваясь, вытащил кляп.

— Должен признать, ты выказываешь немалое присутствие духа.

Она облизала губы, пытаясь по возможности увлажнить язык.

— Можешь вернуть мне мое имущество, и мы расстанемся.

— Но мне казалось, тебе нужно плыть на юг? — Дев с любопытством на нее воззрился. — Или ты передумала?

Она взглянула на него с презрением.

— Просто развяжи меня и отпусти.

— Я отвезу тебя на юг, — учтиво произнес он. — Если ты действительно стихотворец. Хотя, должен сказать, — добавил он с откровенным недоумением, — понять не могу, с чего бы поэту двигаться в направлении, противоположном тому, где он найдет для себя слушателей.

— Я поэт, — твердо заявила замухрышка. — Меня учил Хэйтар Слепец.

— Хэйтар Слепец мертв, — напомнил Дев, ухмыляясь. — Я слышал эту весть во владении Махаф менее десяти дней назад.

Она, пропустив последнюю реплику Дева мимо ушей, сказала:

— Хэйтар был величайшим толкователем «Книги Животных». Это должен знать даже чурбан вроде тебя.

— Я слышал и такое. Хотя сам предпочитаю стихи о распутных юных рабах и плясуньях с круглыми ягодицами. — Дев кивнул, бросив наглый взгляд на замухрышку. — Значит, ты обобрала его труп и смылась, я угадал?

— Я была его ученицей, — повторила она, поджав губы. — Его последней ученицей. Он дал мне этот свиток с картинами, когда умирал, и наказал зарабатывать на жизнь его творениями, пока я не найду что-то свое, что-то, что вдохновит меня сложить новый круг стихотворений, который станет известен всем под моим именем. — И впервые в ее глазах блеснули слезы.

Дев с недоверием поднял брови.

— И каким образом плавание на юг приведет тебя к чему-то подобному?

Она извернулась в своих путах.

— В южных пределах творится волшебство, и это правда.

— В самом деле? — Дев скрыл свое любопытство под надменностью. — Да что об этом может знать торговка всякой дрянью вроде тебя?

— Больше, чем ублажающий порок коробейник вроде тебя, — отозвалась она. — В южных владениях за Эдисом и Ритсемом владыки бьются с чародеями. Отвези меня настолько далеко на юг, насколько осмелишься, а когда ты в испуге удерешь, я сама двинусь вперед. Бои вроде тех, что произойдут вскоре на юге, породят немало рассказов о доблести и страдании, и я сложу об этом большую песнь.

— Чтобы прославить свое имя, — усмехнулся Дев. — И что же это за имя, чтобы мне узнать твое сочинение, когда я его услышу?

— Ризала, — с неохотой ответила она.

— Я всегда считал, что поэты безумны. — Дев, улыбаясь, встал на ноги. — Теперь я в этом убедился. Хорошо, я устал в одиночку возиться с судном. Я повезу тебя на юг, и ты можешь оставаться на корабле до тех пор, пока согласна делать любую работу, какую я тебе ни дам, и делиться со мной всем, что получишь на берегу за рассказывание этих нехитрых стишков про животных. — Он остановился у самой лестницы. — Только подведи, и я перережу тебе горло и брошу за борт на корм угрям.

— Пожиратель ящериц, — с чувством произнесла Ризала. — Ты собираешься меня развязать?

— Когда отойдем достаточно далеко от берега, — пообещал ей Дев. — Туда, откуда никто не услышит твоих криков, если ты с самого начала задумала обвести меня вокруг пальца. А теперь постарайся быть полюбезнее, не то для начала я заберу отсюда лампу.

Ризала снова открыла рот, а затем закрыла и поджала губы. Дев подмигнул ей.

— Не так-то и трудно, а? — И вскарабкался по лесенке. Веселость его убывала с каждым шагом. Сколько времени отняла у него эта чепуха? Как далеко отнесло «Амигал»?

Вернувшись на палубу, он с облегчением увидел, что его суденышко все еще пребывает в стоячих водах между двух больших галер. Что еще приятнее, громоздкие галеры отнесло друг от друга на приличное расстояние, и теперь между ними образовалось достаточно места, чтобы без труда выйти в море. На берегу все еще не унялся переполох, но меченосцы Тайра Бадула, судя по всему, уже покинули берег. Самое время отплыть, пока они не вернулись. Освободив от узла стернь, Дев повел широкую лопасть через воду, направляя «Амигал» в сторону моря и обдумывая, как бы сполна воспользоваться неожиданным поворотом событий себе на благо.

Значит, Маждун сказал, что Улла Сафар затевает войну? Это может оказаться правдой, а может, и нет. Замухрышка, судя по всему, не сомневается, что волшебство и впрямь появилось во владениях к самому югу от вод Уллы. Первое, что предстоит сделать, когда он отвезет ее подальше от берега, это установить, на чем основывается ее уверенность. И либо она расскажет ему все, либо истечет кровью.

А что после? Более важный вопрос: есть ли какой-то прок от этой Ризалы. Если она хочет остаться на борту, пусть покажет свое искусство. Если она им владеет — что же, ее присутствие — недурной повод для его плавания на юг. Все знают, что поэты безумны. Капитан триремы может на этом не успокоиться, но почему Деву невзначай не намекнуть, что днем он потакает прихотям девчонки в обмен на ласки, которые она дарит ему ночью. Вдобавок если плыть в одиночку, привлекаешь к себе нежелательное внимание. Девушка на борту положит этому конец.

Он всем весом налег на весло, чтобы вывести «Амигал» из тесного пространства между большими галерами. Ризала недавно была ученицей, не так ли? Правдоподобно складывается. Он готов поспорить, что у старого Хэйтара один глаз все-таки был, и что большинство плясуний, состоящих при поэтах, мало чем отличны от портовых шлюх. И уж девица точно могла бы шлепнуться на спину, чтобы удовлетворить любого начальника триремы, если он невосприимчив к стихам.

Подняв глаза, Дев увидел облака, которые, несомненно, возвещали о начале долгожданных дождей. Они наплывали на луны — Большую, которой не хватало всего нескольких ночей, чтобы называться полной, и Малую, убывающую в последней четверти. Он передумал, решив не соваться в пролив при таком неверном свете. Бросив якорь на песчаной отмели посреди бухты, он улегся на палубе. Свет разбудит его, и он сможет перебраться через рифы, пока там еще достаточно воды.

Кейда пошевелился. Затем отчетливо ощутил, что за ним наблюдают. Открыв глаза, он обнаружил, что перевернулся во сне, несомненно, чтобы не мешал вездесущий дневной свет. Все, что он отсюда видел — это листы ореховой пальмы, которые он собрал, чтобы соорудить нехитрое укрытие вечером накануне.