Надежда Тутова - Уж замуж невтерпеж

— Пошли, Зорька. Мне и впрямь седло купить надо. Обращусь лучше за помощью к Тванери.

Что и говорить, хозяин трактира не был похож на коренного мальбургца. Южанин, явно познавший много дорог, но сумевший найти свой дом — он вполне мог присоветовать нужное. Пусть и не за просто так.

Зорька, привыкнув к моей персоне окончательно, без споров и понуканий двинулась в сторону города.

— Дэточка, ты совсем… ошиблась? — не переставал изумляться моей лошадке Тванери, оставаясь, впрочем, в рамках приличий — даже дурочкой не назвал.

Южане все весьма эмоциональны, что Тванери доказывал вновь и вновь, бегая вокруг меня и Зорьки. Да я уже и сама убедилась, что лошадка повадками смахивает на корову, но она, во всяком случае, не косит глазом, не бьет копытом по мне, не хрипит, одним словом — не выкидывает все те фокусы, что остальные. Но не рассказывать же все это хозяину трактира?! А что это он вообще так переживает?

— Она хорошая, только спокойная, — пытаюсь неизвестно зачем оправдываться.

— И много ты за нее отдала? — обреченным голосом поинтересовался Тванери.

— Ну… мне ее подарили, — честно, но слегка запинаясь, выдаю в ответ.

— Видимо, на живодерню ее вели! — припечатал мужчина, махнув на меня и лошадку рукой.

Так уж и на живодерню. Ну, почти… А, все равно — лошадь уже моя.

— Э… мне б седло… — робко заикнулась я, опасаясь новых бурных комментариев со стороны Тванери.

— Да и уздечку, и… — начал было трактирщик, но, глянув на мое вытянувшееся лицо, тяжко вздохнул.

Пожевав губу, посчитав на пальцах, подкрутив усы, Тванери пришел к какому-то выводу и зычно крикнул старшего (если я не ошибаюсь) сына:

— Хей, Риот а сь!

— У? — из-за угла сарая, близ которого и велся сей примечательный разговор, выглянул парень с всклокоченными черными волосами, не просто волнистыми, а завитыми мелкими-мелкими колечками, что твой барашек.

— Чего «У»?! Ты что там делал? — грозно вопросил отец, упирая руки в бока, а усы как встопорщились…

— Что-что… Сало ел, — недовольно буркнул парень, показываясь во всей красе.

А он немаленького роста, однако. Правда худоват, да не беда — повзрослеет, женится и обзаведется жирком. Но черты лица — нахально-ехидные такими и останутся.

— Какое сало? — отец в недоумении воззрился на Риотася.

— Копченое, с прожилками мясными, — пояснил парень, кусая губы, чтобы не рассмеяться.

— Это ты на что рот раскрыл, недомерок?! — возмутился Тванери, снимая любимый фартук и скручивая его зачем-то.

— Да пошутил я, пошутил, — стал оправдываться Риотась, пятясь к черному входу в трактир.

— Тоже мне, нашелся шутник! — нахмурил брови трактирщик. — А ну живо к Коське Косому дуй, седло купи. Да не хлам бери, а что поприличнее!

Отдав распоряжение, Тванери направился в трактир, встречать новых посетителей, чьи требовательные крики с «просьбой» о встречи с хозяином доносились даже сюда. С чего это он так за сало распереживался? По рассказам папа южане не очень жалуют сало, считая его недостойным чести подаваться на стол. А тут… Не иначе как для дорогих гостей куплено.

— А деньги? — изумился Риотась, вернув меня на землю.

— Я дам, — старалась сказать как можно тверже, а вышел сплошной писк.

— Ты? — еще больше удивился парень, повнимательнее приглядываясь ко мне: когда я только «поселилась», видели мы друг друга мельком.

— Ну, я. Мне седло нужно, то есть моей лошади, значит и платить должна я.

Риотась не стал возражать и особо мучаться.

— Для выездки седло подороже выйдет — до тридцати пяти серебряников потянет, а если с эльфийской вышивкой, то и все пять злотников могут запросить.

— Мне б походное, но поудобней…

— Ну… тогда давай два злотника али двадцать серебряников, походные седла только у Пенф и ля дорогие — специально для богатеев клепает.

Угу, так прям и дам. Почем мне знать, что не обманет? Конечно, Тванери сыну доверяет, но доверяю ли я самому Тванери — вот в чем вопрос. Да, он не обидел ни разу, только обижать-то меня незачем: деньги за постой плачу, карту у него купила. И все же… все же мне кажется, Тванери как-то по-особенному порой относится ко мне. Как… к дочке, которой у него нет.

Пока я стояла и размышляла, Риотась все оглядывался на угол сарая, из-за которого и появился по зову отца. Для меня нежданно, а для парня не очень, из-за угла вышла девица: светло-каштановые кудри живописно рассыпаны по плечам, шнуровка рубашки ослаблена донельзя — девичьи прелести, будто нарочно, выставлены напоказ, на юбку нацеплялась солома (где это она могла найти солому в удивительно чистом дворе?), круглое личико недовольно хмурится, и это при том, что девушка пытается завлекающе улыбаться — страшная картина получается, а походка… нет, никаким лебедем тут и не пахнет!

— Ри, как ты мог меня бросить? — не то гневно, не то обижено вопросила девица.

Парень сморщился, словно у него все зубы разом заболели.

— Арлианта, я же сказал: не высовывайся, не приведи Всевышний, отец увидит! — прошипел Риотась.

— Ну и что. Увидит, узнает про нашу любовь. Да со свадебкой поторопит, — промурлыкала девушка, точнее она считала, что мурлычет.

— Никакой свадебки и в помине не будет! — в сердцах воскликнул парень. — Прочь погонит, да еще как блудную девку заклеймит!

Девица возмущенно ахнула:

— Ты врешь!.. Решил меня бросить? И ради кого? Уж не ради ли этой серости?

По какой-то непонятной мне и Риотасю причине, Арлианта ткнула в мою сторону.

— И не стыдно тебе… чужих женихов сманивать?! — напустилась она на меня. — Муж есть, вот с ним и…

Муж? Мне аж плохо стало: вернулся противный, липкий страх, совершенно непонятный, но не слабее от этого. Почему во мне все замирает, едва даже в случайном разговоре слышу слово «муж»? Не могу объяснить, не могу понять. Только сердце холодеет, а душа трепещет, на миг замирая в ожидании чего-то. Эх, знать бы еще чего. И когда она успела кольцо разглядеть?

А Риотась, между прочим, тоже замер — от дивной речи свой возлюбленной. Нет, его поразили совсем не упреки, мало ли что ей в голову могло прийти, на то она и женщина, — эти мысли отражались на лице парня, словно кто на бумаге писал. А вот манера речи… И стражники б покраснели от подобных оборотов. А Арлианта изгалялась дальше, приплетая всех его и моих родственников до седьмого колена, нас самих и много еще чего.

Риотась не стал дожидаться конца сего дивного монолога, попросту подхватив девицу в охапку и макнув пару раз в стоящую поблизости бочку с водой. От визга заложило уши (зато хулить перестала), но парень даже глазом не моргнул. Встряхнул девицу, как иную тряпку, и на вытянутых руках понес к воротам.

— И не смей возвращаться, — тихим, но злым голосом выдал он ей на прощание, захлопывая двери перед носом девицы.