Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

Теперь же все изменилось. И не только девушка, доверчиво прикорнувшая в его руках. Неотвязное ощущение пристального внимания божества исчезло. Он не помнил того момента, когда почувствовал себя свободным. Но, вспоминая последние дни, он все больше приходил к мысли о том, что после смерти Мастера Тени ни разу больше не слышал злобного смешка Хисса.

Получалось, что ему удалось откупиться от покровителя? Но вот как быть с самой Гильдией? Неподалеку от таверны он заметил подозрительно знакомое лицо. И случайностью там и не пахло — почтенный Махшур несомненно сопровождал Придворного Мага. В этом капитан Ахшеддин не соврал. Стоило ему уйти и оставить Хилла на свободе, той свободы было бы минут на пять, не больше. Придворному Магу и десяток Призывающих на один зуб. Вот если бы он не оставил ошейник в башне, тогда оставался хоть какой-то шанс… и то, весьма сомнительный.

Нежное прикосновение прохладной ладошки вернуло его из грустных размышлений в несравненно более приятную действительность. Тоненькие пальчики, изучая и лаская, обводили его скулы, брови, контур губ. Закрыв глаза, он счастливо улыбался, и наслаждался удивительным ощущением тепла.

— Хилл, — она смотрела на умиротворенного, буквально светящегося счастьем возлюбленного, и никак не могла поверить в то, что это не сон. Что все её опасения, все тоскливые предчувствия не оправдались, и он на самом деле здесь. Её любимый Тигренок, самый прекрасный, самый чудесный, самый желанный мужчина на свете. Под её рукой он жмурился от удовольствия, так похожий сейчас на разнеженного ленивого кота, которого чешут за ушком.

— Ты такой красивый, любовь моя.

В ответ Хилл потерся щекой о её руку и заурчал, в точности как большой кот.

— Эй, Тигренок? — синие, глубокие, полные искрящихся золотистых бликов глаза открылись. — Ты ведь не сердишься на меня больше?

— Разве я сердился? Тебе показалось, — сейчас ему казалось, что он никогда и никуда отсюда не уходил, и не стоял прикованным в её круге, ожидая смерти. Все это было не с ним, и эта нежная, робкая девушка, с тревогой заглядывающая ему в глаза, вовсе не та разъяренная фурия, что налетала на него с проклятиями.

— Иди ко мне, Шу, — он снова приник к послушно подставленным губам. — Неужели я могу на тебя сердиться? Моя прекрасная фея, я так люблю тебя! — видеть в сиреневых глазах любовь и надежду, о чем ещё он мог мечтать? Разве что…

— Шу, милая, — сосредоточиться на словах, когда обнаженное горячее тело трется о него, когда жадные руки бродят по его бедрам, когда влажные губы зовущее открываются ему навстречу? — Что ты делаешь, Шу…

— Люблю тебя, — она толкнула возлюбленного плечиком, переворачивая на спину, и удобно устроилась сверху. — А что, ты против? — извилистая дорожка поцелуев-укусов, прочерченная вниз от шеи к животу, и колени, крепко охватившие его ноги, лишали не только дара речи, но способности мыслить.

— О-о… Шу… — все остальные слова испарились в неизвестном направлении, как только принцесса добралась до цели. Хилл мог только стонать, метаться и сжимать в кулаках покрывало, весь мир для него сузился до ощущения жаркого настойчивого язычка и рук, прижимающих его бедра к постели.

— Шу…

— Мрр… не отвлекайся…

Зажмурившись, он выгнулся и закричал.

— Шу… любовь моя… — притянув её обратно на себя, он слизывал пряные капельки с её губ, зарывался руками в разметавшиеся шелковые пряди, и любовался лучащимися довольством лиловыми глазами. Ему казалось, что маленькие золотистые молнии пронизывают его насквозь и щекочут изнутри. Сейчас, когда между ними почти не осталось никаких преград и недомолвок, когда Шу открылась ему, он буквально купался в её любви, чувствовал, как на самом деле сливается с ней в одно целое.

— Мой солнечный Тигренок… — расслабленный, улыбающийся, такой родной и драгоценный возлюбленный… её сердце сбивалось с ритма от счастья. — Можно мне звать тебя Тигренком?

— Да… все, что только захочешь, Шу… — какой глупость было обвинять её в том, что она с ним играла.

— Все?

— Да.

— Все, что я хочу?

— Да, любимая.

— Тогда я хочу, чтобы ты остался здесь, со мной. Насовсем.

— Твоим Тигренком?

— Кем угодно. Хилл, — её глаза посерьезнели. — А ты? Ты сам чего хочешь?

— Я? Хочу любить тебя. И увезти куда-нибудь очень далеко, где никто не знает, кто такие принцесса Шу и Лунный Стриж… поселиться в городе на берегу моря, гулять с тобой по крышам… но ты же не можешь оставить Суард? Значит, останусь с тобой, здесь.

— Лунный Стриж? Причем тут Лунный Стриж? Откуда ты знаешь его?

— У меня два имени, и второе — Лунный Стриж. А вот откуда тебе знать, кто это такой? — Хилл замер, не дыша. Все. Теперь она знает о нем все. И если сейчас Шу не оттолкнет его с отвращением…

— Злые боги. Ты наёмный убийца? Призывающий Тень? — в её голосе прозвучало удивление. Странно, даже что-то похожее на радость. Как будто он упомянул её хорошего знакомого. — Не может быть! — Шу рассматривала его, словно не узнавая. — Не думала, что ты такой… нет, не может быть! — она уткнулась ему в шею, прижавшись ещё теснее, и захихикала.

— И чему ты смеешься? Я такой забавный? — поглаживая черную макушку, Хилл улыбался. Непредсказуемая Шу.

— Угу, — она потерлась щекой о его плечо. — Мы с тобой давненько знакомы.

— Ты никогда не встречалась с Лунным Стрижем, — он все ещё не верил, что все так просто.

— Лунный Стриж выполнял мои заказы, — Шу улыбнулась возлюбленному так нежно и доверчиво, словно речь шла о новом сорте роз, а не дюжинах погибших насильственной смертью. От его рук.

— Твои? И пророк тоже? — Хилл облегченно выдохнул. Как много общего оказалось вдруг у помоечного подкидыша и принцессы, кто бы мог подумать.

— Разумеется.

— И где же мой орден? — теперь и Хилл смеялся.

— За тайные заслуги? Он засекречен. Но у меня есть другое предложение, — она легонько посопела ему в ухо.

— Да? Какое же?

— Одна принцесса вместо одного ордена. Подойдет?

— Одна принцесса? Ну… — за одну принцессу он бы отдал не только орден, но и весь мир в придачу. — В личное пользование?

— Угу, — Шу была слишком занята покусыванием нежной кожи между плечом и шеей, чтобы отвечать вразумительно.

— Тогда я согласен, — поймав её губы, Хилл на некоторое время лишил принцессу возможности продолжать беседу.

— А как тебе в голову пришло написать ту записку? Я смеялась до слез.

— Из чистого хулиганства. Лунному Стрижу ты платила гораздо больше десяти монет.

— Если точно, последний раз сто сорок.

— Ну и жук был Мастер! Мне сказал про девяносто.

— Был? — приподнявшись на локтях, Шу подозрительно разглядывала любовника.

— Это он меня продал, — Хилл улыбнулся как можно невиннее, глядя на принцессу честными-пречестными глазами.