Карен Миллер - Утраченная невинность

Мэтт так разозлился, что с трудом сдерживался, чтобы не закричать на этих глупцов. В глубине фургона мирно похрапывал Рейфель, согревшийся под целой грудой одеял. Кричать не было смысла, и Мэтт, немного успокоившись, спросил у Вейры:

— Когда настанет срок, как ты это сделаешь?

— Все произойдет легко и безболезненно, — ответила она, помедлив. — Снадобье, которое я сварила, облегчит ему последний путь. Проще говоря, Маттиас, он уйдет без страданий, как старая собака или кошка, которые умирают во сне.

Но он не собака и не кошка, подумал Мэтт, и она понимает это, и я понимаю. Не тот ответ он хотел услышать, но решил оставить Вейру в покое и не давить на нее. На этот раз он похлопал ее по колену, потом взял ее за руку и сжал. Она не возражала.

Они в полном молчании проехали по дороге еще несколько миль. Все еще держа ее пальцы в своей ладони, Мэтт сказал:

— Может быть, я ошибаюсь, но Дафна была на себя не похожа все последние дни.

Вейра хмыкнула и обследовала корзину на предмет крошек, оставшихся от съеденного печенья.

— Что-то в ней изменилось, что-то произошло, — добавил Мэтт. — Возможно, она просто переволновалась…

— Может быть, — согласилась Вейра. — Было о чем волноваться, это уж точно.

— И она почти ничего не ела.

— От беспокойства пропадает аппетит, — назидательно произнесла Вейра. — По крайней мере, мне так говорили.

Вредная старуха. Объяснений от нее не дождешься. Чтобы убедиться в подозрениях касательно Дафны, спрашивать надо напрямую. Но и тогда она наверняка прикинется глухой. Он перевел разговор на другую, не менее щепетильную тему:

— Если нам повезет, Вейра, если твой безумный план удастся, и мы вывезем Эшера из Дораны с головой на плечах, и сами останемся в живых… Что будет дальше ?

Вейра недовольно посмотрела на него.

— Он будет нам благодарен.

— Вот как? Будет благодарен, когда узнает правду, которую мы скрывали от него столько лет? Когда поймет, что я ему лгал, и Дафна лгала, и все ради некоего Пророчества, о котором он даже не слышал?

— Он — Невинный маг, — спокойно, но твердо сказала Вейра. — Пророчество в его плоти и крови, и не имеет значения, знает он об этом или нет. Не беспокойся, он совершит то, для чего рожден.

Она была Хранительницей Круга и прекрасно разбиралась в вещах, о которых он даже не задумывался, но Мэтт не хотел сдаваться.

— Мы все были так озабочены тем, чего нам хочется. Тем, как он впишется в наши планы. А как насчет его планов и пожеланий, Вейра? Для Эшера магия означает только муку и страдания. Смотри, что он вынес из-за нее! Не знаю, хватит ли во всем королевстве милосердия и теплоты, чтобы залечить его израненную душу. Или смирить его гнев, когда он узнает, как его дурачили… и кто дурачил.

Вейра рассердилась. Поджав губы и стиснув кулаки, она сухо бросила:

— Он любит ее, Маттиас.

— И она его любит, я знаю, — вздохнул Мэтт. — Но еще до того, как полюбить, она лгала ему и продолжала лгать, полюбив. Неужели вы, женщины, не понимаете, как это ранит самолюбие мужчин?

Вейра не отрываясь смотрела на карету, ехавшую впереди их фургона.

— Гордость не имеет никакого значения в делах, связанных с Пророчеством.

Мэтт замолчал. Возможно, она права, а он ошибается. Может, Эшер все поймет, простит ложь, простит, что они манипулировали, подталкивали туда, где ему следовало быть, заставляли бодрствовать, когда ему хотелось спать. Возможно, он раскроет перед Пророчеством свои объятия с той же радостью, с какой раскрыл их для Дафны… Правда, тогда он думал, что она всего лишь торговка книгами…

Что ж, если он поймет и примет случившееся с ним, то в добрый путь. А если нет? Что они смогут поделать? Они посвятили себя Пророчеству, отдались на его милость, а Пророчество всегда поступает так, как считает нужным.

— Мы больше не будем спорить на эту тему, — сказала Вейра. — Сделанного не воротишь, обратной дороги нет. Сейчас ты должен забраться в фургон и поспать. Тебе потребуются силы, когда мы подъедем к городу.

— А ты? Тебе тоже нужно отдыхать, к тому же ты…

Она улыбнулась, поняв, почему он запнулся.

— Старая? Твоя правда, мастер Маклин. Я стара, как упряжь Бесси, и такая же крепкая. За мной хорошо ухаживали, и сломать меня не просто. Отдыхай. Когда подъедем ближе к городу, я тебя разбужу, и мы разыграем представление ряженых.

Она уже все решила, подумал Мэтт и полез в глубь фургона, стараясь не потревожить спящего Рейфеля. Как человек может спать, когда его везут на смерть — это осталось для Мэтта загадкой.

Вейра была права, он очень устал, но все же сомневался, что сможет уснуть. Вздохнув, он закрыл глаза. И уже через секунду, как показалось, Вейра вцепилась ему в плечо и забубнила в самое ухо:

— Проснись, мастер Маклин! Дорана уже видна. Поднимайся, пора заняться твоим лицом.

Мэтт открыл глаза, сел и увидел, что солнце уже зашло, и во тьме ночи пылают факелы. Вейра укрепила их по всем четырем углам снаружи фургона. Рейфель сидел на передке и держал вожжи. Спустя минуту он направил Бесси к обочине. Движения на дороге почти не было, и они могли остановиться, не привлекая внимания. Вдалеке виднелись стены Дораны, освещенные огнями; до них оставалось не более получаса езды. Оказывается, Мэтт проспал довольно долго.

— Ложись на спину и не поднимай головы, — велела Вейра. — И не кричи, что бы ни случилось. Это не то чтобы больно, но ты можешь почувствовать зуд или покалывание.

— Что ты задумала? — прошептал Мэтт, укладываясь на днище фургона. — Какое представление хочешь разыграть?

— По правде сказать, я и сама не уверена, мой милый. Но надеюсь несколько подпортить твою наружность. — Она опустилась на корточки рядом с ним. — Теперь закрой глаза и расслабься. Мне нужно, чтобы ты раскрылся.

Мэтт нервничал, но полностью доверял Вейре, поэтому приказал себе успокоиться, убрал завесу, которой обычно защищал свой разум, погрузился в окружавший его мир… и чуть не закричал от внезапной боли. Он словно вдохнул огня или отравы, или того и другого, вместе взятых.

— Что такое? Что случилось? — заволновался Рейфель, оглядываясь через плечо.

— Маттиас! Маттиас!

Голос Вейры был как спасательный круг, как якорь, удерживающий его в реальном мире. Он вцепился в ее руку, отчаянно нуждаясь в прикосновении к живому человеку. Казалось, душу наполнило нечто зловонное, пропитанное злом. Задыхаясь, он с трудом сдержал позывы на рвоту.

— Оно вернулось! Вейра, неужели ты не чувствуешь? Темное, смрадное, злобное! Оно страшнее, чем раньше! Я чувствую, что оно стало сильнее, оно почти ожило! — Он зажал рот ладонями, чтобы не закричать от ужаса, и постарался прийти в себя, обрести внутреннее спокойствие. Но как можно успокоиться, если тварь, засевшая в самом сердце королевства, жаждет только хаоса и разрушения?