Дмитрий Денисов - Изначальное желание

— Ха, честь, — осклабился барон. — Да что тебе известно о чести, простолюдин? То удел дворян, и судить о ней дозволено лишь дворянам. Честь! Честь — это следование каким-то установленным законам и порядкам. А раз я сам устанавливаю их? Честь — это еще и почитание своего господина. А раз я им господин, то кого должны они почитать? Ну нравятся мне молоденькие красавицы, и что? Я должен лишать себя сей радости, когда легко могу иметь ее. Ведь я рожден дворянином, мой титул наследственный. Ведь я имею войско, которое может подчинять крестьян. Почему же не пользоваться своим врожденным правом силы в полной мере? Да пусть радуются, что моя милость соизволила к их семейному союзу приобщиться. Ведь они мое благорасположение получают. Ведь если мне девица понравилась, то я щедро одарю потом ее семью…

— Причем платишь тем, что отбираешь у тех же крестьян, — глухо засмеялся я.

— Таков порядок, — отрывисто и угрожающе выдал барон. — Не я его придумывал.

— А если невеста страшна? — предположил я.

— Таковых я не трогаю, — голос его снова стал спокойным.

Я с радостью вздохнул.

— Ну хоть кому-то легко дышать.

— Таких я отдаю своим приближенным, — с равнодушием добавил он, словно речь шла о скоте.

Я передернул плечами. Такого жестокого порабощения чужих желаний мне еще не доводилось встречать. Барон же, довольный собой, польщенно улыбался.

— Говорю же — я абсолютная власть. И никто мне слова поперек не скажет.

— Даже король? — уточнил я.

— Король не узнает. А узнает, так что ему до того? У него своих забот полно. В королевских дворцах, кстати, и не такое происходит. Ему же главное в нужный час увидеть меня с дружиной в своем войске. Как вот сейчас. На северной границе ныне неспокойно. Говорят, один из герцогов переметнулся на сторону соседнего короля и намеревается повоевать за трон. Что, скиталец, думаешь мне большая нужда за чей-то трон воевать? Они за власть грызутся, а мы голову в их пекло суй? Думаешь, нам это надо? А приходится. Так вот. Огонь легко вспыхнет, если не достичь согласия. Если напряжение сильно, достаточно лишь искры и грянет кровопролитная битва. А в битвах, да будет тебе известно, ох как часто слетают головы. Вот и пользуюсь я жизнью в полной мере, пока жив еще. Другой барон придет — другие порядки установит. Я же буду жить так, как пожелаю.

— Это очень мудро и правильно, — кивнул я.

— Вот видишь, — из его груди вырвалось облегчение. — Наконец-то я переубедил тебя.

— Но лишь до тех пор, пока это не вредит остальным, — существенно дополнил я.

— Да они сами своего блага не понимают, — вновь повышая тон, заговорил барон. — Уважь меня, и станешь жить припеваючи. Прояви непокорство — получишь плети, а я все равно возьму то, что по праву мое. Изначальный выбор за ними. Как и мои законы стоят за мной.

— Ладно, почтенный Лой, дело твое. Никому не по силам изменить твоих истин. Да только одно не забывай.

— Чего? — с интересом повернулся он ко мне.

— Закон сохранения желаний, — вкрадчиво пояснил я.

— Что еще за закон? — пренебрежительно спросил он, пристально всматриваясь в меня.

— Простой и извечный закон, — добавил я.

— Ну? — потребовал он.

— Посягая на чужое желание, посягаешь на свое. Если попрал чужое желание, то жди, что тебе ответят тем же. Если ущемил чьи-то интересы, то не думай, что с рук сойдет. Рано или поздно отзовется. Причем зачастую тогда, когда ты не готов.

Он задумался над моими словами, поскреб короткую темную бороду. Я умолк и любовался видом далеких озер. Мы взошли на вершину очередного холма, отсюда открывался потрясающий вид. По зеркалу водной глади скользили едва приметные точки уток и гусей, по отмелям бродили длинноногие цапли, вылавливая серебристых рыбешек. То и дело они запрокидывали головы и наслаждались лакомством. А вот каково рыбешкам? Хочется ли им становиться лакомством и насыщать чужие утробы? Но их, похоже, никто не спрашивал.

Барон заерзал в седле, скрипя наплечниками о кирасу. Тоже воззрился вдаль. Усмехнулся и произнес:

— Да, согласен, это мудро, но… лишь для слабых. Хотя, на самом деле, они тем самым признают смирение перед силой. Они не могут ничего поделать. Потому, в глубине души надеются на Бога, который покарает обидчика. Но если я для них Бог, и если мне таковое угодно? А мне угодно. Я — сила. Мне попросту не перед кем оправдываться. Поэтому мне все с рук сойдет.

— До поры, — поправил я, приглядываясь к заброшенным рыбацким домикам на берегу далекого озера. Там темнел бревенчатый причал и пара небольших лодок. Они покачивались под дуновением ветра и стукались мокрыми бортами. Казалось, они жалобно взывали к хозяевам отправиться на промысел. Бездействие их тяготило.

— Да, придет пора, и я умру, — философски заметил Лой. — А потому и хочется взять от жизни все и сразу.

— А вот это тоже удел слабых так мыслить, — пояснил я.

Барон повернул ко мне хмурое лицо.

— Как это понимать, странник?

Я все смотрел на берег далекого озера, покрытый ярко-желтым ковром кувшинок и белоснежных лилий. Барон пытливо смотрел на меня. Я взглянул в его светло-серые глаза, подернутые пеленой наглости.

— Если сразу перемолоть и съесть все зерно, то можно наесться до отвала. Но что ты станешь есть потом? То есть, беря все и сразу, ты не думаешь о последствиях. Если же в чем-то себя ограничить, а часть зерна посеять, то можно получить богатый урожай. И он окажется гораздо больше, чем у тебя было изначально.

Он надрывно засмеялся.

— Нет, вот это удел слабости думать так. Удел силы — приходить и брать урожай у тех, кто его выращивает. Причем брать столько, сколько пожелаешь. Вот вы и ограничивайте себя, сколько угодно. А я буду брать ваш урожай, ваших жен и дочерей и все, что только захочу!

— Ох, барон, барон, — сохраняя вежливый тон, продолжал я. — Ведаешь ли ты, кто самый слабый в мире?

— Ну и кто?

— Тот, кто полагает, что он самый сильный.

— Чушь!

— Лишь для слабых! — в тон добавил я. — Сильный тем и силен, что силы свои осознает.

— Значит, по-твоему, я слаб?! — насторожился барон.

— Не я утверждаю это, но ты, доказывая свое всемогущество. В то время как оно небезгранично.

Лой де Гарра скрипнул зубами. Глаза его как-то недружелюбно вспыхнули. Но тут же погасли.

— Да, я понимаю, король сильнее меня. Но, повторю — я в его дела не лезу. Я абсолютная сила лишь на вверенной мне земле. Вот там я всесилен.

Я задумался, но не надолго.

— Тогда смело предположу — крестьяне бегут из твоего баронства.

— Бывает бегут, — его голос окрасился легкой печалью. — Да только бесполезно бежать от меня. Беглых я особо жестоко наказываю. Иногда даже казню. Редко, правда, но бывают особо непокорные смутьяны.