Дмитрий Денисов - Изначальное желание

В том и слабость его. Пусть и выражена она сиюминутной силой.

— Милорд, железо готово, — предгрозовым раскатом прокатился в ночи голос Берда. И таким он был жутким, что даже меня проняла дрожь. Хотя вассал говорил своим привычным тоном. Я прислушался и принюхался. Нет, то не моя дрожь — то дрожат желания разбойников.

Барон приказал скрутить Хельда. Несколько солдат крепко ухватили его за плечи, за ноги, кто-то потянул сзади за волосы. Берд резким движением разорвал на его груди ветхую рубаху. Мужик пытался вырываться, но его держали крепко. Лой де Гарра собственноручно выудил прут из жаровни, поднес его к лицу, словно убеждался — пышет ли он жаром. Искаженное красным светом и черными красками ночи, лицо барона показалось противным и жутким. Большой мясистый нос неожиданно стал напоминать вытянутое свиное рыло, глаза темнели провалами в преисподнюю — в их недрах зарождался блеск грядущей боли. Рот кривился в недоброй усмешке, желтые зубы показались клыками хищника. На лице четкими тенями выступили все его неприметные шрамы, язвы и глубокие поры. Они, точно змеи и жуки, шевелились и ползли, по грубой коже.

Барон метнул на пленника мрачный взгляд, полный отвращения и превосходства. И медленно направился к нему, подняв прут.

— Итак, вы ждали меня?

— Кому ты нужен, волк! — хрипло выдавливал слова Хельд.

— Вот и мне стало вдруг интересно — кому это я нужен?

— Мы просто грабили…

Договорить он не успел, подавившись словами. Следом раздался душераздирающий вопль, встряхнувший ночной лес. Запахло палеными волосами и мясом. Барон, кривя лицо от глубокого удовлетворения, прижигал грудь бедному мужику. Хельд вопил и дергался втрое сильнее, но его держали на совесть. Волны страшной боли шли от него, точно жар от тигля. Она затмила все: и страх, и ужас, и ожидание смерти, и ненависть к барону, и давнюю обиду. Осталась лишь боль, в первейшем ее проявлении.

Наконец барон отдернул пылающее жало. Хельд бессильно обмяк. Не смотря на ветерок и прохладу ночи, он покрылся испариной. Хватка позади ослабилась. Он уронил голову и шевелил губами, хватая воздух.

— Думаешь, мне хочется тебя здесь пытать? — с усмешкой спросил Лой, вновь сунув прут в жаровню. Берд дал знак и два солдата принялись раздувать на угли. — Думаешь, мне больше заняться нечем? А, Хельд? Ты действительно так думаешь?

Хельд молчал.

— Я с удовольствием бы предался отдыху, но ты вынуждаешь меня тратить на тебя силы и гнев. Скажи все, и я тебя милостиво прирежу. Все вернутся к своим делам. Ведь я прирежу тебя в любом случае, ты должен понимать. Так зачем время тянуть, да боль адскую множить? Скажи, покайся, да умри. Чего тут такого?

Хельд медленно поднял голову. Слова давались с трудом, но он их произнес:

— Будь ты проклят! Я ненавижу тебя всем сердцем! Ты чудовище! Ты беспощадное чудовище! Да, я ждал тебя! Я надеялся, и дождался!

— Уже лучше, — торжествующе прищурился Лой. Злорадная улыбка стала чуть шире. И чуть мрачнее. — Только чего ты дождался? Или ты просто хотел встретиться со мной лицом к лицу? Так?

— Хотел, — обессилено мотнулась голова Хельда.

— Ну вот и встретились, — хохотнул барон. — Вот он я, стою напротив тебя. Лицом к лицу. Все, как ты хотел. Ты удовлетворен?

— Да, — скупо проронил Хельд.

— Вот как? Тебе приятно?

— Да…

Барон внезапно выпрямился и повелительным голосом загрохотал:

— Так запомни, холоп, что я — Лой де Гарра, могу творить все, что пожелаю! Как с тобой, так и с твоими дочерьми. Ты же не властен сделать ничего, потому что ты жалкая ничтожная чернь.

— Да ну?! — голос Хельда неожиданно огласился скрытым весельем.

— Что ты можешь мне сделать, оборванец? — нагло бросал ему в лицо барон. — Даже если бы я снизошел до поединка на мечах, я бы изрубил тебя, как репу. Но ты не благородный, а потому и стой тут, да терпи боль. Более ты ни на что не спосо…

Договорить он не успел — Хельд надрывно захохотал. На него смотрели с недоумением. Не иначе как от боли рассудка лишился. Я прислушался к его желаниям. Нет, он здоров. Просто боль дала ему силу. Он понял, что готов терпеть все, ради своего желания.

Вдруг смех его оборвался. Он мгновенно собрался и снова плюнул в ненавистное лицо. Плевок на редкость выдался обильным. Барон отшатнулся, прикрыв глаза. От него пахнуло звериной свирепостью. Берд тут же ударил мужика в лицо, в живот. Тот согнулся, упал, отплевываясь кровью. На него мигом набросились «благородные рыцари» и принялись бить пинками, но барон повелительно взревел:

— Не трогать!

Хельда подняли. Он едва держался на ногах. Барон стоял напротив него и метал грозные взгляды. Он казался чернее самой ночи, хотя то потемнели его желания. Он снова утерся, оскалился и произнес:

— А ты сильнее, чем я думал.

Мужик холодно улыбнулся. Разбитые губы шевелились с трудом, но он старался. Поэтому улыбка вышла очень впечатляющей. Он не боялся смерти — он боялся боли. Но ныне понял — боль не так уж страшна. Главное — пересилить первый страх. К тому же есть время, а значит, любая боль рано или поздно пройдет. Нужно лишь подождать и вытерпеть ее. И чем сильнее боль, тем слаще потом ощущение отсутствия боли. Лишь память хранит ее и дает радость сиюминутного счастья, лишенного этой боли.

А ведь многим когда-то было больно или плохо. И не понимают они, что это великое благо, без которого никогда не наступит чувство блаженства. Нужно лишь уметь ждать. А также уметь терпеть и не сдаваться. Многим кажется — жизненные потери непоправимы. Но они не догадываются, что исправить можно все.

Просто ждать иногда приходится очень долго…

Барон снова взялся за прут, и сурово двинулся к Хельду. Тот подобрался, напрягся, но страх уже не тяготил его. Он ждал с вызывающей ухмылкой. Лой погрозил ему раскаленным железом.

— Тебе, вижу, понравилось нюхать свою же гарь?

Хельд снова издевательски захохотал. Окровавленное лицо искажалось резкими тенями.

— Нет, это тебе, вижу, понравилось растирать по лицу мои сопли.

На миг барон опешил. Губы плотно сжались, ноздри широко раздулись. Он метнул пронзительный взгляд на мужика, затем на остальных пленных. И неожиданно для всех распорядился:

— Убрать его!

Хельда отшвырнули в сторону. Он упал на холодную землю и затих, тяжело дыша. Его место занял другой, тот самый косой со шрамом на щеке. Его так же скрутили, порвали на груди лохмотья, и запрокинули голову. Лой де Гарра приблизился к нему с алым прутом.

— Нет, нет, нет! — рвалось из обнаженной груди. — Не надо!

— Если я что-то делаю, значит мне что-то надо! — философски молвил барон, разглядывая раскаленный конец прута.

— Я все скажу! Я скажу! Не надо! — скулил мужик.

— Скажешь? — с недоверием переспросил барон.