Ольга Григорьева - Колдун

Потихоньку придвигаясь поближе к воям, Сирома торопливо заговорил:

– Ты оказался очень силен, мой ученик! Без твоей помощи Владимир никогда не сумел бы выманить Ярополка. – Убедившись в близости нарочитого, жрец повысил голос: – И если бы не подученные тобой убийцы, бедный Ярополк остался бы жив.

Следуя за жрецом и настороженно следя за каждым его движением, Егоша не заметил, когда очутился спиной к Варяжко. Однако столь нагло брошенная в лицо ложь смутила его. Почуяв за словами Сиромы тайный умысел, он отступил, и это случайное движение спасло ему жизнь. Ярость и боль за преданного князя придала Варяжко сил. Услышав слова Сиромы, он одним рывком выдернул из-за Раминова пояса меч и сзади молча кинулся на болотника. Меч проскользнул в вершке от головы колдуна и вонзился в край поруба. Ругнувшись, Варяжко вырвал его из бревна и, оскальзываясь на мокрой земле, вновь развернулся для нападения.

Егоша не желал драться. Он мог бы до бесконечности уклоняться от грубых и неуклюжих движений нарочитого, но, воспользовавшись заминкой, волхв вдруг прыгнул за Варяжкину спину и, благополучно проскользнув меж нею и краем своей недавней темницы, рванулся к воротам.

– Стой! – Забыв о нарочитом, Егоша вытянул посох, зашевелил губами. Поблескивая синеватым пламенем мести, на крюке посоха заполыхал слабый огонек и уже было сорвался вслед убегающему жрецу, как рухнувший сбоку меч нарочитого сбил его в пыль. Разъярившись на досадную помеху, Егоша шарахнул нарочитого посохом. Варяжко кубарем покатился по земле, пока не ткнулся головой в коновязь. В затылке нарочитого что-то громко хрустнуло, и вечная темнота обрушилась на него, окутывая мир непроглядной черной пеленой. Последним, что он сумел разглядеть в настигающей тьме, были ясные, всепрощающие глаза Настены…

– Зачем?! – Забыв о страхе, Рамин кинулся на спину Выродка, вцепился в его жесткие, будто дерево, плечи. Тот встряхнулся, однако Рамин держал крепко.

А подлый Сирома был уже у самых ворот! На новое заклинание у Егоши не хватало ни сил, ни времени. Рыча, он кинулся в погоню, но волочащееся следом тело Рамина стесняло его движения. Завертевшись, словно пытающаяся поймать свой хвост кошка, он услышал насмешливый выкрик убегающего жреца:

– Мы еще посмотрим, кто кого, глупый болотник! У меня еще есть могучая сила, с которой ни ты, ни твой князь ничего не сможете поделать!

Крутнувшись еще раз, Егоша наконец стряхнул Рамина. Освобожденный от груза болотник метнулся к воротам, но Сирома уже исчез. Зло выругавшись, Егоша ткнул в скрючившегося на земле старика тупым концом посоха:

– Старый дурак! Чего полез?!

Рамин приподнял к нему грязное от земли лицо:

– Я не знаю твоих темных мыслей, колдун, но ты убил нарочитого. Ты убил честь и преданность Руси…

«А ведь он прав», – внезапно осенило Егошу. Не умом – духом он почуял правоту старика.

Приподняв сотника, он подволок того к лежащему ничком Варяжко. Из-под расколотой головы нарочитого набежала уже приличная лужа крови и, смешавшись с грязью, окружила его запрокинутое к небу бледное лицо красновато-бурым влажным пятном. Прижавшись ухом к груди нарочитого, Егоша уловил едва слышное биение сердца. Жизнь еще не покинула Варяжко. «Убей, убей, убей», – ныло внутри Егоши, и, еле сдерживая принуждающую его к убийству силу, болотник встал на ноги. Он не хотел убивать нарочитого. Как бы они не вздорили, Варяжко всегда отличался от остальных Егошиных обидчиков. Он никогда и никого не предавал. Конечно, Егоша мог загубить его ясную, словно утренняя роса, душу, но зачем? Ради прихоти? И Настена его любила… Может, отпустить?..

Задумавшись, болотник оперся подбородком на посох. Чувствуя, что решается судьба ставшего ему почти кровным братом Варяжко, Рамин замер, боясь шевельнуться. А вот ничего не подозревающий Варяжко пошевелился. Его тело дрогнуло в том последнем усилии, к которому принуждает умирающего уходящая жизнь. Распахнув глаза, нарочитый увидел склоненное над ним лицо Выродка. Колдун задумчиво глядел на него зелеными печальными глазами, и, внезапно ощутив странную общность с усталым нежитем, Варяжко простил ему все обиды и горе.

– Живи… – прошептал он, а затем, вспомнив о предательстве Блуда, забился в агонии. Выродка он мог простить – болотник никогда не был ему понятен и жил в совсем ином мире, – но Блуда!.. Даже умирая, Ярополк считал Варяжко предателем. Это знание он унес в светлый ирий, и простить воеводе такое зло нарочитый не мог.

Хрипя, он попытался сказать все это склонившемуся над ним Рамину, но не сумел – кровь хлынула ему в горло, наполнила рот сладкой тягучей жижей. Захлебываясь ею, Варяжко сглотнул и вновь провалился во тьму. Он и не подозревал, что дарованное им колдуну прощение спасет его собственную жизнь. Да и кто подозревал? Однако это едва слышное слово ударило болотника в самое сердце. Переживая незнакомую, сладкую боль, он застыл. Неужели Полева оказалась права и в прощении – жизнь? Голос, повелевающий убить нарочитого, задохнулся от одного-единственного прощающего слова! И это чудо случилось с ним не впервые! Егоша вспомнил Медвежий Угол. Спасая других, он сам выжил… Полева… Крестик в маленькой ладони… Впервые за долгие годы Егоше захотелось заплакать. Однако он уже забыл нехитрую науку слез. Зато научился кое-чему другому. Сил на задуманное требовалось немало, а запас их был весьма скуден, но все же стоило попытаться…

Отшвырнув Рамина от хрипящего Варяжко, болотник выпрямился, сдавил руками посох. Оставленные Сиромой шрамы на его щеке заполыхали пожаром, боль охватила все тело, но разве эта боль могла сравниться с той, что принесло ему коротенькое, вылетевшее из уст умирающего слово?! Застонав, болотник закусил губу, перешагнул через пелену боли и страха и вдруг увидел их.

Две прозрачные, белесые фигуры сидели на корточках возле нарочитого и длинными, похожими на змей пальцами лезли в его распахнутый рот. Одна вытягивала из его горла тонкую светящуюся нить, а другая, подхихикивая, сматывала ее в клубок.

– Бросьте работу, навьи! – резко велел им Егоша. Белые фигуры вскинулись, остановились. Та, что вытягивала из горла Варяжко соединяющую нарочитого с миром живых нить, скользнула к колдуну:

– Зачем ты пришел? – зашипела она. – Он наш. Щека Егоши задергалась, возвращая его назад, чей-то чужой голос прорвался сквозь время и, дотянувшись до края кромки, где он стоял, сминая душу, рванул болотника вниз. Упершись посохом в тело Варяжко, колдун отчаянным усилием заставил себя остаться.

– Он мой! – рыкнул на осмелевшую навью.

– Ты! – Извиваясь белесым туманом, та пошла по фугу, завихрилась вьюжным холодом. – Ты всего лишь зелая! И ты нам не указ!