Вадим Храппа - Ульмигания

Несмотря на устрашающие размеры и сонное простодушие маленьких глаз, Карвейт обладал острым умом. В сочетании с невероятной физической силой это помогло ему стать единоличным хозяином косы. Конечно, он вынужден был подчиняться указам Кривы, но к своим колдунам относился с презрением. Легко менял богов и идолов и был счастлив оттого, что пруссы, не признавая в курах равных себе, не требовали от них и строгого подчинения собственным уставам.

Сейчас Карвейт заставил весь свой народец молиться большой развесистой липе, под сенью которой, как он считал, обитала богиня Лайма. [34] Лайма — божество красоты и нежности. В прусской мифологии Лаума и Лайма близнецы и соотносятся, как позитив и негатив. У Карвейта было две жены, но ни одна так и не родила ему ребенка. А какой-то старик, странным образом появившийся весной в деревне вождя, напророчил Карвейту, что через год усердных молитв богине красоты у него будет прибавление в семействе. Карвейт тут же объявил Лайму главным божеством куров и стал носить к липе жертвы. За этим занятием вождя и застал Дилинг.

Убедившись в том, что с Карвейтом нет никого из пруссов, Дилинг дождался конца церемонии жертвоприношения и вышел из зарослей облепихи.

— Я пришел передать тебе пожелание удачной охоты от Бьорна из Твангсте, Карвейт, — сказал Дилинг.

— Пусть боги хранят и Бьорна, — ответил Карвейт, приглядываясь к Дилингу. — Он славный воин и верный друг. А ты ему кем приходишься?

— Родственником.

— Но говоришь ты, как варм…

— Мы дальние родственники по линии матери.

— Хорошо, — кивнул Карвейт. — Больше Бьорн ничего не передавал?

— Кажется, нет.

Сонные глазки вождя стали еще скучнее, и он повернулся, собираясь уйти.

— Ах да! — сказал Дилинг. — Бьорн просил напомнить тебе о том шраме, что у тебя под левой лопаткой.

Карвейт быстро обернулся и пристальней посмотрел на Дилинга.

— А ты, видать, крепкий парень, — сказал он. — Я отдам тебе свой меч, если окажется, что у тебя нет слепого друга.

— Твой меч останется при тебе.

— Но мне нет дела до твоих друзей.

— Бьорн мне так и сказал.

— Хорошо, — повторил Карвейт. — В моей деревне вы будете чувствовать себя так же, как у Бьорна. Но вы должны понимать, что, если явятся самбы, я не смогу вас защитить.

— Я знаю, — сказал Дилинг. — Нам этого и не нужно.

— А чего же ты хочешь?

— Проводи нас к той вайделотке, что живет в песках.

Карвейт посмотрел на небо.

— Жарко, — сказал он. — Похоже, все лето будет сухим.

В небе чиркали стрижи, рассекая острыми крыльями тучки комариных свадеб. Белое солнце стояло высоко. Потрескивали шишки на соснах.

— Так что, Карвейт, проводишь нас к вайделотке?

— Залив цветет, — пожаловался Карвейт. — Рыба задыхается. Прямо беда.

Он вздохнул и покосился на большую бронзовую фибулу с крупной жемчужиной, державшую плащ Дилинга. И, будто что вспомнил, спросил:

— Вы, наверное, и не обедали сегодня? Приходите.

Повернулся и ушел.

Отдавать фибулу Дилингу было жаль. Раздумывая над тем, что подарить вождю куров, он отправился за Торопом и Милденой.

Карвейту достался татарский кривой нож с костяной рукояткой, украшенной затейливой резьбой. Вождь положил его перед собой и всю трапезу не сводил глаз с матовой бледной поверхности рукоятки, цветом и на ощупь напоминавшей женское тело. Подергивая огромной головой от восхищения, он допытывался: из какого же зверя добывают такую кость? Дилинг и сам не знал. Да и занимало его совсем другое. Когда меда было выпито достаточно, чтобы начать разговор о деле, Дилинг вновь насел на Карвейта с просьбой провести к вайделотке.

— Нет никакой вайделотки! — отмахнулся Карвейт.

— Как же нет?! — опешил Дилинг. — Если о ней даже в Твангсте говорят.

— Мало ли, о чем болтают на рынках!

Дилинг растерянно посмотрел на Торопа. Тот, по обыкновению глядя пустыми глазами куда-то сквозь деревья, прислушивался. Дилинг подумал, что Карвейт его не понял:

— Послушай, вождь, может, ты не знаешь… Говорят, на севере косы, в песках, живет какая-то старуха. Вроде бы твои люди даже считают ее воплощенной Лаумой. Вспомни!

— Красивый нож, — сказал Карвейт и досадливо вздохнул. — Жаль, что мне нечем отплатить за него. А в песках никого нет — паустре. [35] Паустре — пустошь, безлюдная пустыня. Даже кабан туда не заходит. Там нельзя жить. Духи никого к себе не пускают.

Дилинг опять посмотрел на Торопа. Лицо его было спокойно, глаза прикрыты, но в пальцах, поблескивая, мелькала какая-то монета, зверьком перебегая от указательного к мизинцу, от мизинца — к указательному.

— Мы заплатим, — сказал Дилинг. — Скажи, Карвейт, сколько тебе нужно, чтобы отвести нас к колдунье?

— С друзей Бьорна я бы ничего не взял, даже если б мне пришлось выступить на их стороне в войне, — сказал тот. — Но, поверь, в дюнах не выжить даже полевке, не то что человеку. Тем более — какой-то старухе.

— Он врет, — сказал Тороп по-русски. — Нам придется искать самим эту чародейку.

— С чего бы ему лгать?

— Не знаю. Может, чего-то боится? Но эта колдунья существует, это точно. Я чувствую.

— О чем вы? — насторожился Карвейт.

— Я говорю, что ты трус, — сказал Тороп на прусском. — Ты чего-то боишься и потому врешь, что ничего не знаешь о вайделотке.

Плоское мясистое лицо вождя покрылось красными пятнами.

— Я трус?! — тихо спросил он. — Я трус, и я вру?! Ах ты, сопляк!..

С быстротой, которой Дилинг никак не ожидал от него, Карвейт метнулся к Торопу и схватил того своей медвежьей лапой за горло. Казалось, вся шея русского исчезла в этой руке, и ее пальцы сомкнулись на позвоночнике Торопа.

Дилинг ухмыльнулся и подлил себе медовухи. Когда он поднял глаза, Тороп стоял сбоку от вождя и держал его вывернутую назад руку в своей. Он ударил два раза Карвейта ногой под ребра, оба раза тот издал громкий икающий звук, и, когда отпустил, вождь ткнулся лицом в землю.

— Как ты думаешь, — спросил Тороп. — Он не донесет на нас теперь?

— Вряд ли. Куры держатся особняком и стараются решать свои дела сами.

— Может, нам лучше сразу уехать?

— Погоди, посмотрим, что он скажет теперь?

Карвейт застонал и встал на четвереньки.

— Это сейчас пройдет, — сказал ему Дилинг.

Вождь сел и посмотрел на него.

— Ты слишком резво бросился в драку, — сказал Дилинг. — Я не успел тебя предупредить, что этого делать не стоит.

На лбу вождя была небольшая ссадина, к ней прилипли травинки и песок.

— Это он меня или ты? — спросил Карвейт, покосившись на Торопа.

— Он. Послушай, вождь, если ты почему-то не хочешь нам помочь — скажи, мы не обидимся. Вайделотку мы все равно разыщем.

Карвейт потряс головой, что-то промычал и, скривившись, встал с земли.