Вадим Храппа - Ульмигания

Владислав послал гонцов назад, к людям фон Русдорфа, предупредить, что планы взятия Хонеды могут сорваться, а сам на рысях отправился прямиком к замку, обходя попадавшиеся поселки и уже не заботясь о том, чтобы выйти к Хонеде незамеченным. Он был неглупым человеком и понимал обреченность затеи. Но честь рыцаря и возможность снискать славу первого христианина, ворвавшегося в неприступную цитадель язычников, затмевали рассудок. Кроме того, он и представить себе не мог, насколько Хонеда неприступна в действительности. Пятнадцать лет спустя куда более опытные, лучше вооруженные и дисциплинированные рыцари Немецкого ордена госпиталя Пресвятой Девы Марии будут стоять под стенами Хонеды несколько месяцев без всякой надежды подойти к ним, пока предатель не укажет тайный ход в крепость.

Пруссы дали отряду Владислава выйти из леса, а на большом ровном поле, откуда уже виднелся залив, окружили его и быстро, деловито перебили всех монахов. Затем, разделившись на несколько отрядов, стали методично прочесывать берег, пока не наткнулись на засеку, сооруженную фон Русдорфом. Через ограду внутрь полетела голова Владислава. Какой-то прусс крикнул по-польски, что тоже ожидает всех, кто немедленно не уберется подальше от берегов священной Ульмигании.

— Мы знаем, — сказал прусс, — вы еще не успели пролить кровь наших братьев, и потому отпускаем вас с миром.

Добринские рыцари набирались в основном из славян и прекрасно поняли речь прусса. Но поскольку все они вступили в Орден добровольно, клялись служить вере Христовой до последнего вздоха и надеялись на скорый приход подмоги, никто не помыслил о бегстве. Пруссы пошли на штурм засеки, и те из добринцев, что не погибли в бою, вскоре пожалели об этом. Их ждала смерть куда страшнее — на жертвенном костре в честь Перкуна, Погримпа и Пикола. [38] Перкун, Потримп и Пикол — триада верховных богов Пруссии. Перкун — бог грома и молнии; Потримп — бог воды, рек и озер; Пикол — бог преисподней. Из тех, что пришли с Владиславом и фон Русдорфом, не уцелел никто.

К вечеру у берегов Вармии появились лодки следующей партии монахов Христиана. Медленно плыли они, вглядываясь в очертания берегов с надеждой увидеть дымы сигнальных костров. Их не было. Берега затягивал туман, сумерки сгущались, и добринцы причалили к первому попавшемуся пологому месту.

Пруссы появились — как видение в дурном сне — отовсюду, словно ураган. Воздух взорвался криками, свистом копий и ржанием лошадей. Крестоносцам казалось, что сам дьявол обрушил на них злобную силу. Они бросались в барки, надеясь найти спасение на воде, но дротики пруссов настигали их и в лодках. Только три смогли отчалить и уйти в залив.

Отойдя подальше от берега и поставив паруса, монахи собирались было вознести молитвы Господу за спасение, как вдруг небо расколола молния, оно разверзлось косым дождем, сорвался шквальный ветер, поднимая волну. В завершение несчастий на добринцев навалился шторм.

В одной из лодок открылась течь, и она утонула сразу. Две других разметало по заливу.

Недели через три два измученных монаха добринского братства добрались-таки до монастыря в Оливах и поведали Христиану, что их лодку выбросило в устье Ногаты. Что стало с их товарищами в третьей барке — неизвестно и доселе.

Это была не первая попытка Христиана покорить Пруссию, но ранее вылазки его добринцев носили не такой организованный характер и обходились более скромными потерями. Глубокая скорбь охватила епископа. Запершись в своей келье, он многие сутки провел в молениях и раздумьях.

В то же самое время примерно так же проводил время забравшийся в подземелья Ромовы Великий Жрец. Так же, как Христиан, он никого не хотел видеть, не принимал пищи и, растворив свое существо в молитвах, мучительно искал выход из создавшейся ситуации.

Крива уже понял, что христиане не оставят в покое Ульмиганию — последнее пристанище древнего тайного знания. Настойчивые попытки навязать пруссам войну объяснялись не обычной агрессивностью молодых неразумных соседей, но чем-то большим. Если б дело было только в ляхах, поморянах или мазурах! Пруссы готовы были преподать жестокий урок любому из народов. Да и вряд ли ляхи уже забыли, как оставил в Пруссии свое войско Болеслав Храбрый. Помнят и мазуры Великую битву. Дело не в них. Новая религия с ее единственным богом, как чума захватывала окрестные страны, требуя себе в жертву все, что накопило человечество до нее. Культ воина подменялся идеей всепрощения, великое знание, врученное человеку Сыновьями Звезды, объявлялось вне закона…

«Если чувствуешь угрозу, — говорил Вайдевут, — бессмысленно искать ее причины. Бей первым».

Крива принял решение. Он выбрался на поверхность, отдал распоряжения сеймину, [39] Сеймин — челядь. разослал по землям посыльных с объявлением времени и места Великого Совета воинов, после этого поужинал. Потом принял куметиса особого отряда лазутчиков.

Только взглянув в лицо Криве, тот упал на колени и прошептал:

— Прости, Великий Жрец… Недоглядел… Дозорные, пропустившие христиан в Вармию, уже наказаны. Слуги Пикола гложут в преисподней их кости.

Крива бросил перед ним бубен:

— Знаешь, чья кожа на него натянута?

— Знаю, — еще тише сказал куметис.

— Как бы на следующий бубен не пошла кожа твоей спины, — проворчал Крива. — Докладывай.

— Князь Руссиген собирает ятвягов для похода…

— Отменить, — оборвал Крива. — В ближайшее время никаких походов.

— Вайдимаи из Мазовии говорят, что какой-то знатный крестоносец собирается напасть со своими рыцарями на Галиндию, — продолжил куметис.

«Не успеет», — подумал Крива. Слушая доклад, он одновременно разрабатывал план нападения на Польшу и Поморье.

Куметис закончил говорить и помялся.

— Что еще? — спросил Крива.

— Этот витинг из вармов — Дилинг…

— Ну?

— Похоже, он причастен к смерти князя Рендала. Его видели в Твангсте с этим рутеном, христианином. С ними была одна из женно Рендала.

— Женно Рендала?! — Крива удивленно вскинул рыжие кустистые брови. — Не та ли самая, из-за которой разгорелась свара между вармами и бартами?

— Та, Великий Жрец.

— Интересно…

Крива задумался, а куметис потел от страха, не зная, как ему поступить, — убраться потихоньку или продолжать мести косицами пол перед Кривой.

— Так почему, ты говоришь, их еще не поймали? — будто очнувшись, спросил Крива.

У куметиса захватило дух.

— Он ловок, как ласка, — попытался оправдаться витинг. — В Твангсте отправились лучшие воины — из рода Вепря, но Дилинг с русом все же ушли.

— Где же они теперь?

Куметис, так и не поднявший глаз от земли, готов был зарыться в нее кротом.