Вадим Храппа - Ульмигания

Стараясь держаться за деревьями, Гянтар стал обходить поляну. Ему показалось, что сбоку каменной громады он слышит какие-то звуки.

Сначала он увидел край каменной плиты на земле, выступавшей из-за угла сооружения. Впоследствии это оказалось жертвенником. Потом уличный очаг — пеланно — с висевшим над ним котлом. У очага на корточках сидела женщина и помешивала в котле длинной деревянной ложкой. Тут же, за ее спиной, чернел квадрат входа в каменное жилье.

Гянтар глядел на старуху, казавшуюся вайделоткой, и думал о том, что его наверняка уже ищет Гунтавт, а в том, что он видит, нет ничего особо интересного. Но что-то напряглось внутри него в ожидании, не отпускало. Словно какой-то голос говорил ему: стой, смотри, сейчас случится…

Старуха обернулась к входу и что-то сказала. Немного погодя из темноты в камнях, ведя в поводу белого жеребца, укрытого красной попоной, вышла другая старуха. Она подошла к очагу, присела, и обе вайделотки стали негромко переговариваться.

Вдруг обе поспешно встали и, повернувшись к камням, почтительно склонились.

В середине черного квадрата появилась тонкая белая фигура. Она встала на пороге и потянулась, закинув голову к небу.

Сердце Гянтара забилось так, что он испугался, как бы его не услышали вайделотки.

У девушки были длинные светлые волосы и белое просторное платье без пояса и украшений. Она подошла к жеребцу, легко запрыгнула на него и, ударив босыми пятками в бока, направила к краю поляны. Одна из старух затрусила следом.

Они спустились с холма на противоположную от дороги сторону. Гянтар поехал за ними, держась на расстоянии видимости.

Внизу светилось, отражая небо, небольшое озеро. Берега его, за исключением того, что у подножия холма, были заболочены и заросли камышом и рогозом. Не слезая с жеребца, девушка стянула с себя платье, бросила его, и вместе с лошадью зашла в воду, скрывшись от Гянтара. Со своего места он мог видеть только старуху, скучавшую на берегу с комком белой ткани в руках, и камыши. О девушке напоминал только ее смех да фырканье коня сквозь плеск воды.

Гянтар собирался, оставив сверяписа, подкрасться ближе, но что-то шевельнулось сзади него, и он, выхватив меч, обернулся.

— Я тебя еле нашел, — сказал Гунтавт.

Гянтар с изумлением смотрел на него. Даже в таком положении — верхом на алне, Гунтавт едва доставал Гянтару до пояса, и это почему-то казалось королю барстуков очень странным. С одной стороны, он знал, что ничего необычного нет в старейшине барстуков Самбии, но где-то глубоко шевелилось недоверие к тому, что он, Гянтар, такой большой, король вот этого маленького человечка. А может, он и не король? И не Гянтар?

— Тебе нехорошо, король? — обеспокоенно заглядывая ему в глаза, спросил Гунтавт. — Ты бледен.

Гянтар помотал головой, отгоняя нелепые видения:

— Нет, ничего…

— Король, — осторожно сказал Гунтавт. — Нам лучше уйти отсюда. Та девушка, в озере — это жрица бога Лиго. Так, как она, не охраняется ни одна женщина в Ульмигании. Нам еще повезло, что мы не нарвались на ее охрану. Пойдем.

— Я должен ее увидеть.

— Ты увидишь ее, король, — мягко сказал карлик. — Но не сейчас. На празднике Лиго она сама выедет на этом жеребце. Тогда ее тело может видеть каждый житель Ульмигании. Но не сейчас. Сейчас нельзя. Нам уже хватает неприятностей…

— Наплевать мне на ваши праздники, — оборвал его Гянтар. — Я ее увижу. Жди меня здесь.

Озадаченный переменой в короле и его грубостью, барстук не нашел, что ответить.

Старуха и не заметила, как из ясного разгоравшегося дня провалилась в темноту обморока. Гянтар уложил ее на траву и посмотрел на озеро. Жрица играла и плескалась в воде, как амсмари.

Чужого почуял жеребец. Он раздул ноздри, скосил черные выпученные глаза к берегу и заржал, вырываясь из объятий девушки. Гянтар встал во весь рост и подошел к воде. Жрица стояла к нему спиной. По бледной, как слоновая кость, спине струились мокрые льняные пряди.

«Слоновая кость… откуда мне известны эти слова?» — мелькнуло у Гянтара.

Жрица наконец обернулась. Ее синие глаза взорвались в голове Гянтара, рассыпаясь васильками по ржаному полю.

— О Господи! — громко сказал он по-русски. — Анна!

Испуг, появившийся в глазах жрицы, почти сразу сменился жгучим, болезненным любопытством.

— Кто ты? — тихо спросила она.

— Я — Тороп, ты меня не помнишь?

Жрица медленно, как зачарованная, шла на него из воды, обнажая юное тело. Но ни один, ни другой этого не замечали, вглядываясь в глаза друг другу.

— Мне кажется, я тебя где-то видела, но не могу вспомнить — где?

— В Ростове, когда Великий князь, твой дядя, приезжал замиряться с братом. Помнишь?

— Как странно… Мне кажется, что и язык этот я слышала. Я понимаю его. Странно… Откуда ты, чужеземец?

— Вспомни же, Анна, вспомни! Я — Тороп! Мы танцевали с тобой. И потом… Ржаное поле… Помнишь? Васильки…

— Анна… Тороп… Какие знакомые имена! Но я ведь никогда их не слышала.

Она стояла напротив, и его руки были на ее плечах, а она понимала, что должна их скинуть, — никто из смертных не смеет касаться жрицы Лиго, — но руки были такими знакомыми, а их прикосновение так походило на те, что бывают в тайных снах, что жрица не в силах была справиться с ними. Она чувствовала, что эти руки вот-вот обнимут ее, и знала, что хочет этого.

И она, и он, и Гунтавт, онемевший от изумления, — все трое были убеждены, что видят сон, настолько нереально было происходившее.

Однако единственным человеком, кто спал тогда возле озера у подножия храма бога Лиго, была старая служанка жрицы. Но она очнулась. А очнувшись, заверещала диким голосом.

Жрица, взглянув на нее, затем на Торопа, отшатнулась, пытаясь скрыть наготу руками. На лицо набежала тень ужаса.

— Уходи! — крикнула она.

— Почему? — спросил Тороп.

— Уходи, я прошу тебя…

Она бросилась к жеребцу, вскочила на него и помчалась вверх, к храму. Старуха, воя без остановки, вприпрыжку побежала за ней. На берегу осталось только скомканное белое платье. Тороп подобрал его.

— Поехали отсюда! — опомнился Гунтавт. — Быстрее, король, сейчас тут будет вся Самбия!

— Какой я тебе король? — сказал Тороп, запрыгнув на коня.

В Ромове было неспокойно. Христиан почувствовал это и старался никому не попадаться на глаза. Из обрывков разговоров и приказов, отрывисто раздававшихся в галереях святилища, можно было понять только, что восстало какое-то племя и некий славянин, пользуясь этим, осквернил один из храмов. Все это вместе как-то было связано со вчерашним нападением на Верховного Жреца дракона, о котором Христиан и вспомнить-то страшился, и исходит от женщины по имени Виндия.

Последнее особенно заинтересовало Христиана. До сих пор он привык считать прусских женно второстепенными членами общества. Правда, некоторые из них становились вайделотками и в этом качестве пользовались известным уважением, но чего это им стоило! Потеряв на войне мужа, но, не имея к тому времени детей, молодая вдова обязана была впускать к себе любого мужчину, какому только захочется, до тех пор пока не родит ребенка. После этого ее чрево запирали каким-то варварским способом, а саму стригли, посвящали в вайделотки, и до самой смерти женно должна была прислуживать какому-нибудь храму или мужчине-вайделоту. Дитя ее отдавали колдунам, и те решали, воспитывать того или сжечь на костре. То, что причиной суеты в Ромове оказалась женщина, было для Христиана серьезным открытием.