Вадим Храппа - Ульмигания

«Виндия!» — записал он на куске ткани и завязал на нем заметный узел. «Надо будет выяснить все обстоятельства подробнее», — подумал монах.

Сам объект его любопытства чувствовал себя не так безмятежно. Виндия болела.

Еще с вечера она поняла, что теряет связь со своим Этскиуном. Она ощущала, где он и что с ним, но уже не могла на него влиять. Утром и эта нить оборвалась. Сразу ей стало плохо. Ломило суставы, болело сердце, голова была будто сдавлена железным обручем с шипами. Виндия раньше подозревала, что так может быть, но что это настолько больно, не думала. Впрочем, она вообще мало думала, когда связывала себя с человеком.

Запершись в самой глубинной комнате Тависка, она запекшимися губами шептала заклинания, глядя в янтарный шар, но тот был холоден и безразличен к ее призывам, ибо все мольбы были ради одной, суетной и никчемной цели — вернуть себе призрачное плотское счастье смертных.

Словно дунул ветер и разогнал туман. Все стало четким и ясным. Тороп вспомнил, что было вчера, позавчера, год назад.

— Нет никакого духа Гянтара, — сказал он Гунтавту. — Все это выдумки Виндии.

Барстуки стояли понурив головы и молчали. Торопу даже стало жаль их. Они были похожи на обиженных детей. Но игра, в которую он поневоле их втянул, была слишком взрослой, и, пока не поздно, они должны были отказаться от нее.

Первым заговорил Гунтавт:

— Как бы там ни было, полгода ты был нам королем, и мы многому у тебя научились. Вчера мы доказали это самбам, но прежде всего, — самим себе. Теперь мы уже не те барстуки, какими были долгие века. Ты научил нас сражаться и повел в первый бой. Наш народ никогда не забудет этого. Но он будет помнить и мое предательство, если я сейчас не пойду с тобой. По нашим законам, пока ты не передал золотую шапку, ты все еще король. А раз так, любой из нас обязан отдать свою жизнь взамен твоей. Так сказано в заветах наших предков, и не нам их менять.

Гунтавт преклонил колено, и вслед за ним то же сделали и остальные десять барстуков. Тороп понял, что отговаривать их не имеет смысла. Они пошли бы за ним, так или иначе. Трудность в выборе решения заключалась для них только в том, чтобы привести его в соответствие с законами. Они нашли, как это сделать, и теперь с легкостью пойдут на верную смерть.

— Хорошо, — сказал Тороп. — Я все понял. Ну, а раз я король, вот вам мой указ: после моей головы пуще всего стерегите голову Гунтавта. На нее я возложу золотую шапку, если все обойдется. Ну, с Богом!

Весть о том, что какие-то барстуки, возглавляемые славянином, ранним утром пробовали штурмовать храм бога Лиго, облетела Витланд мгновенно. Такого Ульмигания еще не знала. Об этом говорили все. Пожалуй, единственным, кто мог этого не узнать, был Дилинг, спрятавшийся на мысу за болотом от всего мира.

Вмешался случай. Рыбак, который раз в пять дней возил Милдене рыбу, в тот день снял сети с огромным эскетресом. [91] Эскетрес — атлантический осетр. Недолго думая, он погреб к мысу, выволок на песок лодку с рыбиной и заторопился к хижине, стоявшей рядом со строившимся деревянным домом.

— Хозяйка! — еще издали начал кричать он. — Хозяйка! Выходи, посмотри, какую рыбу я тебе привез!

Милдена вышла на шум и, прикрыв глаза, смотрела на радостного рыбака, прикидывая, тот ли это день, в который он должен привозить рыбу? Ее подсчеты не сходились.

Добежав, наконец, запыхавшийся рыбак взял ее за руку и осторожно — Милдена была с заметным животом — потащил к заливу.

— Ты посмотри, какая рыба! — приговаривал он. — Я сразу подумал, что не стоит везти на рынок такую рыбу. Зачем? — думаю, Милдене и самой такая рыба нужна.

Эскетрес действительно был хорош. Милдене трудно было отказаться.

— Ну, что я говорил, — радостно бормотал рыбак, с трудом волоча на себе рыбу. — Понравился? А я только вышел, поднял сети, смотрю — тяжесть какая-то, думал, зацепил что-то или амсмари баловались, накидали в сеть камней… А я поздно сегодня вышел, думал, останусь уже ни с чем, а вот видишь…

Посмотреть на эскетреса из дома, который он уже подвел под крышу, пришел и Дилинг.

— А я сегодня поздно вышел, — бросив на разделочную доску рыбину, стал объяснять ему рыбак. — С утра такие вести принесли, не слышали? Ну да, где же вам тут услышать! Какой-то витинг напал на храм Лиго. Говорят, хотел похитить жрицу!

— Зачем? — удивилась Милдена.

— Да кто ж его знает? Говорят, он не из пруссов, разве прусс такое себе позволит? Христианин!

Рыбак сказал это с таким отвращением на лице, что Милдена рассмеялась. Она еще ни о чем не догадывалась и не видела, как сдвинул брови Дилинг.

— А что же охрана? — спросил он.

— Охрана! — рыбак аж плеснул руками по бокам от возбуждения. — Еле отбились! Витинг, говорят, молод, да как заговоренный. Пятерых положил! А ему еще целая стая барстуков помогает.

— Значит, отбились, говоришь? — спросил Дилинг.

— Отбились. Что творится! — закряхтел рыбак. — Разве в былые времена…

— Он ночью придет, — негромко сказал Дилинг.

— Что? — спросил рыбак.

Милдена быстро повернулась и посмотрела на Дилинга. Тот задумчиво почесывал бороду.

— Дилинг, — тихо позвала Милдена.

Он посмотрел отсутствующим взглядом и пошел в хижину.

— Так вот я и говорю, — продолжал рыбак. — В былые времена разве кто посмел бы подойти к храму Лиго? Или вот взять хотя бы то, что творится на рынке в Шоневике. Разве раньше кто из молодых посмел бы…

Дилинг вышел в кольчуге и опоясанный мечом. В руке у него был серебряный пояс Торопа. Ни слова не говоря, он направился к навесу для лошадей и стал седлать сверяписа.

Милдена пошатнулась и схватила рыбака за рукав вилны, чтобы не упасть. Тот что-то говорил ей, но она не слышала. Рыбак подвел ее к штабелю досок у хижины и усадил. Дилинг приладил скайтан, сел на лошадь и ускакал.

Крива не был уверен так, как Дилинг, что нападение на храм повторится. Но, несмотря на это, к вечеру вокруг вершины холма стоял высокий частокол, а внутри расположились лучшие витинги страны воинов.

Обо всех приготовлениях на горе Торопу постоянно доносили вездесущие и незаметные людям барстуки. Они же, как только самбы начали сооружать ограду, стали рыть под нее подкоп. В земляных работах с барстуками могли сравниться только кроты. И те и другие одинаково хорошо ориентировались под землей. К окончанию работ самбами ход, шедший к самым стенам храма, тоже был готов. До поверхности оставалось около двух локтей земли, которую два барстука могли выбрать в считаные мгновения.

Как всегда бывает весной на полуострове, после яркого дня с моря натянуло туман. Он оседал на деревьях, и те роняли с веток частые крупные капли. Туман густел, ускоряя мутные сумерки.