Наталья Шнейдер - Между прошлым и будущим

Я поднялась с пола, встала, вытянув руки перед собой и закрыв глаза. Торжествующе произнесла: "В позе Ромберга устойчив", и потопала к Мориарти, мурлыча под нос:

never cared for what they say

never cared for games they play

never cared for what they do

never cared for what they know…2

По дороге меня успела остановить какая-то женщина — да, часто я бываю дома, за год не смогла выучить жителей микроскопического поселка — начала горячо и бессвязно благодарить за чье-то спасение. С трудом сосредоточившись, я поняла, что речь идет о девушке, которую я отбила у мутантов с месяц назад. Вообще-то никого я спасать не собиралась — просто угораздило нарваться на тройку этих зеленомордых, которые куда-то топали по своим делам. Ну и поскольку они заметили меня куда раньше, чем я их — так уж получилось, они с горки спускались, обзор хороший был — пришлось пострелять. И что оставалось делать потом, когда в свертке тряпья, перекинутого через плечо одного из свежеубиенных мутантов, обнаружилась рыдающая девица? Мда, хорошо, что я не парень — точно бы жениться пришлось… Ладно хоть, караван проходил, сдала под охрану, естественно, подкрепив благодарность крышками. Караванщики всегда на виду и репутацией дорожат — так что если обещал проводить, значит, проводит, а не продаст работорговцам по дороге.

Женщина все говорила, всхлипывала, пыталась всучить мне в качестве благодарности какую-то мелочь, рассказывала, какая я замечательная. Еле отвязалась. Да, замечательная, скоро можно будет нимбом подземку освещать.

Ввалившись в бар я решила, что никуда больше отсюда не пойду. Взяла для верности сразу бутылку, устроилась за столом, отстраненно отметив, что садиться так, чтобы за спиной была стена и просматривалось все помещение, уже въелось на уровень рефлексов. И хоть я и была сейчас без брони, винтовка на за спиной висела так, чтобы, если что, выдернуть из чехла одним движением.

Откуда-то из глубины заведения вышел хозяин, направился ко мне. Ну вот, принесла нелегкая — видеть этого типа мне вовсе не хотелось. А Мориарти, особо не церемонясь уселся напротив, вместо приветствия заявив:

— Не знал, что ты бритая.

— Вот она, истинная наблюдательность, — усмехнулась я. — Еще бы лет через пять заметил.

Голову я обрила через месяц после выхода из убежища, обнаружив на себе вошь. И регулярно повторяла процедуру. Плевать на внешность, все равно очаровывать я никого не собираюсь, а стать рассадником для насекомых — это уж слишком.

— А когда ты в последний раз к нам заглядывала? Тем более, что без шлема и брони я тебя и вовсе второй раз вижу. Хорошо выглядишь, кстати.

Я поморщилась:

— Мориарти, все, чего я сейчас хочу — это надраться в одиночестве. И слушать комплименты, тем более твои, в понятие "надраться в одиночестве" никак не входит.

— И за что ж ты меня так невзлюбила?

— А то сам не знаешь.

— Девочка, по этому поводу могу лишь повторить — информация стоит дорого.

— Угу.

Информация стоит дорого… когда я пришла в Мегатонну, с собой у меня была только пневматическое ружьишко и труп какой-то мутировавшей зверюги, смахивающей на помесь свиньи и крота-переростка. Подобрать убитого мной зверя подвигло неуемное любопытство — в убежище не было ни слова о подобных тварях, хотела узнать у местных, что это такое. Оказалось, местные их едят, впрочем, они ели все, вплоть до ящериц и тараканов, Так что тушку чуть ли не из рук вырвали — так я заработала свои первые три крышки. Я пришла к Мориарти, который знал все городские сплетни, только с одной просьбой — сказать, куда пошел побывавший здесь сутки назад человек из убежища. "Сто крышек" — был ответ. А после растерянного "Столько у меня нет…" сотня крышек чудесным образом превратилась в триста. По сотне за слово.

Так что причин любить Колина Мориарти у меня не было. Совсем. Но и сказать, будто меня начинало трясти от одного его вида… Настороженный нейтралитет — вот, пожалуй, самое подходящее слово.

— Ну давай, расскажи, какой я жадный и беспринципный. Открой глаза на всю глубину падения. — Он от души веселился.

— Зачем? Это станет для тебя откровением?

— Нет. Но меня каждый раз восхищает праведный пафос. Я бы выслушал полную гнева обличительную речь и ответил бы, что не вижу, чем честный купец, не пытающийся показаться лучше, чем он есть, принципиально отличается от наемницы, меняющей отрезанные у рейдеров пальцы на крышки.

— Действительно, ничем. — Согласилась я. — За исключением личных предубеждений, уж прости.

— Прощаю. Тем более, что это нетрудно изменить, — он накрыл мою ладонь своей.

Я убрала руку, откинулась на спинку стула:

— Мориарти, что тебе нужно?

— Ну… на самом деле, то же самое, из-за чего я когда-то поднял цену со ста крышек до трехсот. Ты так и не додумалась расплатиться самым простым путем. Не вышло по плохому — попробуем по-хорошему.

Я расхохоталась:

— Не дождешься.

Почему-то предложение этого лощеного прохвоста не казалось оскорбительным. Здесь, на пустоши, слишком многое из того, что считалось должным в убежище, исчезло вместе со слишком хрупкими понятиями о цивилизованности.

— И поскольку, похоже, единственный способ избавиться от твоего общества — это пойти домой, а я еще далеко не так пьяна, как хотелось бы, сделай милость — смени тему.

— Хорошо, — он налил нам обоим. — Меняем тему. По какому поводу пьянка?

— А что, нужен повод?

— Будь ты моим постоянным клиентом, сказал бы, что нет.

Я махнула рукой:

— Повод вечен: несовершенство мира. Как там было, погоди…

Tired with all these, for restful death I cry

As, to behold desert a beggar born,

And needy nothing trimm'd in jollity,

And purest faith unhappily forsworn3

Староанглийский показался почти иностранным — настолько нелепо он звучал среди обшарпанных стен.

Теперь рассмеялся Мориарти:

— Девочка, да ты действительно пьяна.

— В стельку, — радостно согласилась я. — Я начинаю читать стихи примерно на той же стадии, когда нормальные люди лезут в драку или горланят песни.

— Не надо в драку. — Он снова наполнил стаканы. — Однажды ты уже постреляла в моем заведении — хватит. Терпеть не могу отскабливать со стен мозги посетителей.

— Как будто ты сам этим занимаешься.

— Еще не хватало самому руки пачкать, — хмыкнул он. — Но есть еще одна проблема: поскольку явных мерзавцев, кроме меня, здесь не наблюдается, значит, драться полезешь ко мне — тогда вышибала схватится за пушку, и независимо от того, чьи мозги окажутся на стене, я потеряю либо хорошего вышибалу, либо женщину, на которую у меня определенные виды.

— Кто-то обещал сменить тему. — Напомнила я.

— Ладно. Вернемся к несовершенству мира: Если память мне не изменяет, дальше было так:

And guilded honour shamefully misplaced,

And maiden virtue rudely strumpeted,