Анастасия Вихарева - Тайны гор, которых не было на карте...

Безмолвные спутники перенесли в грот больного, который молчал, не разговаривая даже с Дьяволом, уставившись в огонь, думая о чем-то своем. Маньке, когда она смотрела на него, иногда казалось, что она понимает его. Наверное, тяжело было вспоминать, как спасенный им народ убивал его. Она бы не простила, но он был спокоен. И без сомнения простил и недоумевал, как мог поскользнуться на ровном месте. Каждый раз, когда он чувствовал, что она смотрит на него, он улыбался в ответ, но потом снова отворачивался и смотрел в огонь.

Никто ему не мешал.

Манька улеглась спать, подумав о том, что если человек улыбнулся, значит, выжил.

— Дьявол, — спросила Манька, — а почему, столько сокровищ лежало на площади?

— Это то, что вампиры собрали в городе, чтобы унести с собой, — ответил Дьявол, так же задумчиво глядя в огонь, ни о чем не спрашивая третьего человека.

— А почему они оставили их? — удивилась Манька.

— Они не оставили. Это жители помнили, что сокровища лежат там, на площади. Материализация мысли.

— Зачем столько драгоценностей вампирам… — удивилась Манька, рассуждая сама с собой. — Ну да, — усмехнулась она, — лежишь бывало в гробике, увешанная браслетами и кольцами — и понимаешь, королевой лежишь!… А и в самом деле, зачем, если они нуждаются только в крови?

— Манька, клыками разве соблазниться человек? — засмеялся Борзеевич. — Не оборотень же человек, кровь ему не нужна. И помнил бы, что вампир ее пьет, бежал бы от него. А вот увидел кучу добра на вампире — и сразу вампиром стать захотелось! Не просчитались вампиры. Попали не в бровь, а в глаз! — и добавил серьезней, устраиваясь ко сну в уютной ямке: — Драгоценности для человека, что мои горошины. Их даже бросать не надо, показал — и бери человека голыми руками. Посмотрел человек и сразу понял: знамо дело, благ перед ним человечище, раз такое добро привалило! Мои горошины имеют замечательное свойство — не оставляют после себя следов, а это вечность!

— Мда-а! — задумчиво протянула Манька. — А ведь лежали, как настоящие! Если бы их не было так ФАНТАСТИЧЕСКИ МНОГО, я бы подумала, что они и есть настоящие! И взяла бы… — призналась она.

— Они и были настоящими! — сказал Дьявол, устраиваясь удобнее на своем плаще. — И взять их мог каждый…

Манька и Борзеевич разом уставились на него с вытянутыми лицами.

— Но только взявший оставался в этом городе навсегда вместе с жителями, — успокоил он, обнаруживая опасность. — Как можно вынести то, что уже вынесли? Это надо попасть в безвременье, когда сокровища лежали там. Каждому человеку, попавшему в город, предоставлялась такая возможность.

И тут же послышались два вздоха облегчения с разочарованным протяжным стоном:

— У-у-у-у!… А вампиры? Они тоже могли попасть в прошлое?

— Вампиру не войти в проклятый ими же город.

Дьявол, видимо, рассказал историю спутникам, которые, посматривая на Маньку и Борзеевича, рассмеялись, переговариваясь о чем-то своем. Засмеялся даже тот, который сидел больным в стороне от всех, греясь у огня. Он повеселел и протянул огню руки.

А на следующий день катились с горы, и третий человек шел вместе с теми двумя, которые подхватывали его и несли вперед на себе. Раны и язвы все еще покрывали его. Воды осталось так мало, что за ночь она не успела настояться. Он больше слушал, но иногда высказывал свою мысль, после чего думать и молчать на какое-то время начинали все. И у него тоже был меч, как у спутника из второго проклятого города, богато и нарядно украшенный. Только Дьявол был как всегда — вредный для Маньки и Борзеевича, и очень снисходительно мудрый с теми тремя. Ступеньки теперь приходилось делать еще глубже — третий человек в их команде оказался много старше двух предыдущих, так что гора на разделяющем их отрезке времени подвинулась почти на полную ее ступню с запасом. Но теперь у Маньки и Борзеевича были сильные мужественные помощники.

На вершину восьмой горы они поднялись лишь на одиннадцатый день.

— Если и на этой горе будет город, — поклялась Манька, когда до вершины оставалось метров десять, — я возьму лампу и убью ею Дьявола!

— Согласен! — сказал Борзеевич вполне серьезно и с обидой в голосе. — Мы сделаем это вдвоем!

— Я существо бессмертное! — напомнил Дьявол, который шел вслед за ними, помогая подниматься людям после него. Лучше я пообещаю вам приятный сюрприз!

— И это ты называешь приятным сюрпризом? — спросила ошарашенная Манька, поднявшись на вершину склона и заметив еще один город.

— Ну, пошли Маня! — сказал Борзеевич, сумрачно и с угрозой взглянув на призрачный город. — Искать лампу!

Но неожиданности начались сразу же, лишь только они прошли ворота.

Ночь в городе была, но какая-то вечерняя. И сразу же поднялось настроение. Дома в городе были — и богатые, и бедные, и не было ничего, что указывало бы, что жизнь в их времени велась как-то иначе, чем в трех первых городах. Но немногие люди искали бы вампира. Никаких воплей они не слышали, а только смех, хотя многие люди были убиты — и женщины, и дети, и младенцы, и даже животные. По улицам текли реки крови. Страшнее всего оказалось у самой площади, куда они пришли вскоре. Люди там лежали вперемешку с теми, кто напал на город.

Манька впервые увидела вампиров без маски, не как человека, а как существо иного мира. Страшные лица их пугали своей худобой и клыками, длинными и острыми, как лезвия, и все их тело приближало их к тому, чтобы считать себя скорее мертвыми, чем живыми. Но их тут было немного, а люди… Люди закрывали своими телами дома и семьи, и даже дети падали с оружием в руках. Разорванные младенцы, или наколотые на колья, вспоротые девушки и женщины, собаки, отчаянно защищавшие своих хозяев. Отрубленные головы были повсюду. Многие люди были свалены в баррикады, как мешки с песком…

Именно на площади Манька поняла, что не многие жители города были богаты. Сокровищ на площади не оказалось вовсе, а на земле не было каменного изваяния и лампы. Зато лежали пуховые перины и теплые одеяла. Вся площадь была устлана коврами, на которых стояли кувшины с водой, с едой, с вином…

— И что? Вампиры сюда за едой приходили? — удивилась Манька, растерявшись после трех городов, в которых успела побывать.

От еды потекли слюнки. Вся еда и вино не казались примитивно изображенными в трехмерной проекции, а были вполне свежими, как будто еду и питье только что приготовили. Даже масло еще кипело на сковородках. Запах еды распространился по всему городу, но среди крови и ужаса она выглядела не менее устрашающе, чем смех и праздничные песнопения, которые звучали отовсюду.

Борзеевич тоже хлопал глазами, утирая слезы. Ему, ценителю тонких кулинарных изысков, терпеть муки голода становилось все труднее.