Татьяна Нартова - С первого аккорда

Течение небрежное столетий. Лишь в сердце не мешает злобы сталь.

Зимой согреться можно от движенья, в июле освежиться под дождем.

И только солнца ждут все с нетерпеньем, касания его косым лучом.

Что карие, что сочно-голубые, зеленые. С улыбкою глаза

Красивые, когда они живые. И любят все, пока в них есть весна.

После этого я довольно откинулась назад, твердо принимая решение пройти, прогуляться. На горизонте начинали собираться тучи, так что если я не наслажусь всеми благами погоды, придется еще несколько дней тосковать по ним. А так хоть может даже и загар какой появиться.

С такими размышлениями я и отправилась на лифте вниз. Денек обещал быть еще более жарким, чем все предыдущие. Ветерок, едва шевеливший веточки кустов окончательно стих, и воздух стал буквально окутывать меня своей влагой. Земля была мокрой, черной и неприятно похлопывающей под ногами. Небольшие лужи еще не успели испариться, и теперь сияли на солнце осколками волшебного зеркала. Перейдя двор, я свернула на улицу и едва не столкнулась с кем-то лоб в лоб. Потирая ушибленное плечо, я подняла глаза и встретилась взглядом с двумя половинками неба.

— Егор? — больше для себя спросила я, только после его кивка додумавшись извиниться, — Прости, я такая растяпа.

— Вечно летающая над землей, — улыбнулся парень.

— Точно. Это все говорят, хотя я больше предпочитаю выражение: "Иногда отрывающаяся от земли".

— Что, так далековато от полетов? — в голосе Сорела не скользнуло ни тени иронии. Как-то незаметно мы пошли дальше по улице.

— Не знаю. Многие считают, что я только и делаю, что вечно пребываю в мечтах и размышлениях.

— А ты как сама думаешь?

— Там легче, — я обернулась к парню, вглядываясь в его лицо, Правда, не всегда тебе дают возможность налетаться вдоволь. Говорят, вы с Берестовым общаетесь как кошка с собакой.

— И кто же из нас кто? — сразу помрачнел Егор.

— Он кот, ты пес. Он гуляет сам по себе, а ты нет… Чушь, наверное, — я сама не поняла, почему я начала этот разговор и почему решила именно так.

— Нет. Ты права, — парень продолжил двигаться, а я послушно засеменила за ним, — Не лезла бы ты в это дело, Вишня. Скажем так: мы с ним законченные враги. И не надейся узнать что-то большее.

— Хорошо. Раз такая секретность, — разочарованно протянула я. Интересно, а чего еще можно было ожидать? — Ты к Аринке шел?

— Нет. Просто гулял, решил зайти в ваш двор. Или это считается преступлением?

— Да нет.

— Ну, раз мы встретились, думаю, надо познакомиться поближе. Я все-таки видел тебя всего раз и мельком, так и не успел ничего выяснить.

— Что выяснить?

— Ну как же?! Чем ты увлекаешься, как живешь, что любишь.

— А зачем это тебе? — подозрительно прищурилась я.

— Ну а как же без этого? Все-таки я же должен знать хоть что-то о своей новой знакомой. Или тебе не интересно, кто я? Если нет, так и скажи. Произнести: "Пока", — никогда не поздно. Или ты в этом грех видишь?

— Никого греха я не вижу. Просто не станет ли тебе скучно, как только ты все выяснишь. Вдруг я тебя разочарую. Но если тебе так хочется, давай, начинай свой допрос, я не против.

— Ой, хватит тебе! Не собираюсь я допрашивать. Просто всегда интересно поговорить с новым человеком.

— Ага, — хихикнула я, — пока он не станет старым! Не моя шутка, сразу предупреждаю.

Егор пожал плечами, как-то уж слишком серьезно. Мы направлялись в сторону парка. Жгучее солнце оставалось позади, нависая над серыми многоэтажками, словно мощная электрическая лампочка. А впереди раскинувшись на весь горизонт, стремительно порхали яшменные кроны деревьев

Как-то совсем не заметно Сорел увлекал меня все дальше от дома.

— Если человек действительно интересен, он никогда не станет для тебя старым. Ты будешь открывать в нем все новые грани, как в драгоценном камне.

— И сколько же у тебя граней? — с вызовом произнесла я.

— Сам не в курсе. Возможно, именно ты сможешь посчитать их.

— Возможно. Ты этого хочешь? — я судорожно сглотнула, сердце резко дернулось вниз, а потом вверх. Уж не накаркала ли мне подруга и впрямь, душевных мук от любви?

— А почему нет. Давай так. Пока мы гуляем, ты считаешь мои грани, я твои. Выиграет тот, у кого их окажется больше. В качестве приза, любое желание.

— Не слишком ли, а? Ты едва со мной знаком, а уже условия ставишь! Вот и первая твоя грань: наглость.

— Не наглость, а решительность. Так что счет ноль-ноль, — издевательски протянул Егор. В голубых глазах заиграли настоящие морские волны. Мне оставалось только смириться.

— Ладно, — махнула я рукой, искренне надеясь, что окажусь более многогранной.

Солнце уютно усаживалось подобно Жар-птице на верхушку березы. Жара и не собиралась спадать, свет рисовал под нашими ногами причудливые тени. Я чувствовала себя просто великолепно, словно и не болтала несколько часов с Егором, а лежала дома с книжкой в руках, или сидела перед телевизором. Мне казалось, что от разговора с ним мои силы умножаются. Как парню удавалось не только вызвать меня на откровенность, но еще при том не заставлять смущаться, было непонятно. Казалось, Сорел повернул внутри меня невидимый кран, выпуская все ощущения и слова на волю. Мне даже показалось, что никогда раньше я столько не говорила, как в этот вечер. Правда, вопросы парня быстро кончились, и теперь пришла моя очередь брать у него интервью на свежем воздухе. Солнечные лучи вырисовывали на его узком лице удивительную картину, в центре которой сияли голубые глаза. То смеющиеся, то грустнеющие, словно они жили отдельной жизнью от всего остального организма.

— Неужели тебе никогда не было страшно? — изумилась я от очередной фразы Егора.

— Нет. Люди всегда бояться двух вещей: боли и смерти. У меня очень высокий порог чувствительности, так что я могу даже кипяток пить, а смерть — это, вообще, не страшно.

— Интересно, — протянула я, размахивая в воздухе полузавявшей веточкой акации, — Я вот, например, боюсь остаться одной. Боюсь предательства, высоты, немного пугаюсь замкнутых пространств. А ты говоришь, что причин бояться всего две.

— Я не говорил, что причин две, не перевирай мои слова, — спокойно парировал Егор, наклоняясь вперед, — Причин уйма. Высота, темнота, насекомые и так далее. Но, смею тебя спросить, почему именно ты боишься остаться одной?

— Не знаю, — честно ответила я, — Мне легко провести в одиночестве целый день, я мало говорю. Но… если в моем окружении нет ни одного человека, это страшно. Словно… словно меня никто не любит. И тогда на душе становиться очень гадко, плохо…

— Больно. Тебе страшно подниматься выше, потому что ты боишься упасть и разбиться. Многие бояться пуков, змей. Точнее того, что их могут ужалить или укусить. Яд, боль, смерть.