Юрий Хабибулин - Хабибулин Юрий

Сеча была яростной.

Тёмная, густая и быстро подсыхающая на солнце кровь, забрызгала затоптанную ковыль-траву и листья у низа заграждения на небольшом полукруглом участке, на который сваливались вниз, перебираясь через гребень вала сверху, атакующие и где раздавались яростные крики, стоны, глухие удары по металлу и чавкающие, по человеческой плоти.

На толстой берёзовой ветке, высунувшейся из зелёного вала, сложившись пополам, безжизненно повисло уродливое тело мёртвого ханского воина. Его отрубленная рука, с зажатой в ней скрюченными пальцами саблей, валялась чуть в стороне, на потемневшей смятой траве.

Двое раненых ползком, бросив оружие и помогая себя локтями, пытались отползти в сторону от места боя.

Всё выглядело слишком натурально и уже совсем не походило на образовательное кино. Мне было не по себе, несмотря на то, что приходилось когда-то бывать в "горячих точках", видеть убитых и участвовать в боестолкновениях.

Но то была другая война.

А эта — какая-то первобытная, дикая, звериная, допотопным оружием.

Хотя, война в любой форме и в любое время — страшная штука!

Представляю, что сейчас, видя эту картину, чувствует Мэгор. К тому же он не спецназовец или военный, а обычный гражданский учёный из цивилизованного мира. Я уже многое узнал о нём, покопавшись в сознании эндорфа.

Эх, вот бы сейчас сюда автомат Калашникова хотя бы с тремя-четырьмя рожками, да одну-две гранаты Ф-1 для пущего эффекта!

И мелькали бы пятки этих "бандитос" до самого Крыма, до самого ханского дворца!

На горизонте, за спиной крымчаков, стало постепенно выползать тёмное облако, и послышался еле уловимый, но постепенно нарастающий далёкий гул.

Гроза?

На беду или во благо защитникам?

Усталые казаки стали временами поглядывать вдаль.

Ещё с десяток татар перебрались через вал и нападающие с новой силой бросились на казаков.

Стрелки оставили свои укрытия, побросали пищали и мечами поддержали товарищей, прикрывающих уже почти расчищенный со стороны татар, ещё узкий, шириной в полсажени, проход. Вот-вот оттуда тоже повалит враг.

Над огромным вытянутым на юго-запад полем, перекрытым длинным валом из срубленных деревьев, далеко разносилось ржанье раздувающих ноздри, косматых татарских лошадей, тяжёлый запах свежей человеческой крови, крики сражающихся и неумолкаемый звон калёной стали.

Прошло несколько томительных минут, за которые новая группа из 5–6 крымчаков, проваливаясь в пустоты между деревьями и цепляясь за торчащие ветки, перебралась через гребень вала сверху и, спустившись с его внутренней стороны, присоединилась к своим, повысила ещё больше накал схватки.

Рубка пошла уже в отдалении от пробиваемого татарами прохода, во внутренней, русской части территории.

Татарский мурза бросил в бой всех своих воинов.

Среди казаков было уже пятеро раненых из тринадцати и четверо убитых.

Крымцы потеряли около двадцати бойцов, но на их стороне было огромное превосходство сил.

Создалась опасная ситуация.

Атаман на коне бросился в самую гущу сечи, разя чужаков и разметая их в разные стороны, как нос струга режет мелкие барашковые волны на реке.

Меч Семёна остановил татарскую саблю, летящую на шею самого молодого воина дозора, Антона Кречета. Следующим ударом Белогор обезглавил оскалившегося врага, забрызгав красным свои меч и кольчугу.

Вмешательство атамана, конечно же, не остановило крымчаков, они продолжали напирать всей своей массой, пытаясь разделить оставшихся в живых защитников рубежа и перебить их поодиночке. Как только это им удастся, татары спокойно полностью расчистят проход и проведут через него коней. А потом пронесутся чёрным вихрем по беззащитным русским сёлам и деревням, уводя в полон и старых, и малых, оставляя позади пепелища, да истоптанные копытами поля.

И умоется в очередной раз русская земля горькими слезами.

Ох, и хотелось мне вмешаться в драку и помочь отважным землякам! Но, это было совершенно невозможно, я был бестелесен и прекрасно понимал, что передо мной разворачивается не реальная битва, а всего лишь её древняя документальная запись, сделанная хен-хаем и выборочно прокручиваемая фрагментами.

Неожиданно пришло на ум воспоминание из далёкого детства, когда на коллективном просмотре фильма "Чапаев", школьники, чтобы помочь нашим продержаться, закидали белых на экране завтраками и книжками, стреляли по ним из рогаток, за что после кино были вызваны к директору и строго наказаны.

Изо всех сил сдерживаясь, я наблюдал за битвой, "варился" в ней и, одновременно, контролировал чувства и мысли Семёна и Мэгора.

Последний был очень напряжён. Тренировки по пересадке сознания, которые раньше проходил Мэгор, не включали в себя подобные кровавые стычки, поединки не на жизнь, а на смерть в теле реципиента, то есть, с полной иллюзией личного участия в бою. Эндорфу приходилось несладко…

Его психика сильно страдала.

А вот атаман был в кураже!

Меч, как пропеллер, размытым туманным пятном мелькал вокруг фигуры всадника, блокировал ожесточённые сабельные выпады нападающих и рубил, колол, протыкал врагов в бараньих тулупах, вывернутых шерстью наружу, сея в душах крымчаков ужас и растерянность. Никак не могли они свалить или хотя бы ранить витязя, слишком искусен он был для них, опытен и неукротим.

И почему-то не думал отступать, хотя мог бы уйти с остатками своего дозора.

Их бы отпустили.

Татары ценили храбрецов, да и не нужны им были жизни нескольких казаков, они хотели бы сберечь свои.

Но, заглядывая в установки Белогора, я видел, что не допускал он и мысли об отходе — позади родная земля, беззащитные русские деревеньки, русские люди. Будет он тут биться до последнего удара сердца и, либо костьми ляжет, либо отгонит прочь хищную степную стаю.

Битва постепенно распалась на несколько островков, в центре каждого из которых оставался один из казаков, которого атаковали сразу несколько крымцев.

Только Белогор на коне разрывал кольца врагов, сбивал их с ног, обращал в бегство и помогал тем своим бойцам, которым приходилось особенно тяжело.

Вот опять, один из казаков, обессилев от ран, упал на колено и был бы немедленно сражён сразу тремя противниками, если бы атаман не оказался рядом.

Это вновь оказался юный Кречет.

Ухватив Антона за плечо, Семён выволок его из боя и скомандовал

— Тебе самое важное дело! Беги, седлай коня и будь готов соколом понестись в крепость, до князя. Предупредить его, ближние стОрожи и людей всяких, каких встретишь в дороге, о татарской коннице на Изюмской сакме. Пусть дружину собирает, да поспешает сюда, может, успеет отогнать врага или хотя бы пленных отбить. Будь в стороне пока, в драку не суйся и следи за мной. Как махну тебе рукой или сразят меня — скачи.