Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета

— Рано или поздно каждый из них, кто обладал хотя бы зачатками дара, начинал его учить, ненавязчиво, конечно, но как только королева прознавала, что любимое дитятко мерзопакостной магии учат, устраивала дикий скандал. Король сдался быстро. Палтус вообще не любит конфликты в семье и всячески их избегает. Странно, что ты не знал.

— Я перестал следить за отпрысками королевской фамилии еще пару веков назад, — задумчиво произнес Ставрас, глядя ему в спину и совершенно не заботясь о том, что это откровение мог услышать кроме Шельма еще и Веровек, не успевший уснуть.

— Понятно, — тихо прошептал шут и больше не шелохнулся.

На этот раз подзывать его к себе лекарь не стал, сам встал, захватив с собой одеяло, шагнул к костру и закутал в него зябко поежившегося Шельма. Тот вздрогнул, почувствовав, как вместе с шерстяным полотном на плечи легли и руки. Ставрас не спешил нарушать молчание, просто слушал треск хвороста, подложенного шутом в уже потухающий костер, и не шевелился. Точно так же как замер и сам Шельм. А потом Ландышфуки не выдержал. Повернул головы, прижимаясь щекой к его ладони в неосознанном стремлении к сочувствию, и прошептал, не открывая глаз.

— Я ушел после того, как они убили мою сестру. Никогда не прощу…

— Не прощай. Но и мстить не стоит, месть разъедает душу, словно кислота. После неё не приходит успокоение, лишь вечное скитание по отголоскам некогда прекрасной души.

— Я и не замышлял мести. Я просто ушел. И не хочу возвращаться.

— Вот и не возвращайся. Останься со мной.

— Ты так говоришь, словно герой любовник, вознамерившийся сбежать в дальние края с дамой сердца, — фыркнул шут. Получилось печально.

— Ну, извини, дорогой, на даму сердца ты уж никак не тянешь, а вот до друга уже определенно дорос.

— А можно перерасти стадию друга?

— А тебе хочется её перерасти?

— Нет. Но просто интересно.

"Человек, которому я позволил когда-то её перерасти, промучился всю оставшуюся жизнь в бессмысленной погоне за мной", не произнес, подумал Драконий Лекарь. Шут, сидящий к нему спиной, мысленно послал ему грустную улыбку.

— Мне кажется, я совсем на него не похож.

"Не похож", согласился Ставрас так же беззвучно, "Это-то меня и обнадеживает".

— Я не повторю его судьбу, обещаю.

"Мне хочется в это верить, Шельм. Хочется верить".

12.

На следующий день они мчались без привала, стремясь лишь к одному — достичь хотя бы к вечеру Болотных кочек — небольшого села, расположенного почти сразу же, как заканчивалась полоса болот и топкой земли. И все равно не успели.

С самого утра тучи нависали и вот-вот должны были лопнуть дождем. Они надеялись его перегнать, но не смогли, поэтому в Болотные кочки въехали, уже промокнув до нитки. Шельм, правда, порывался накинуть на них магический полог, чтобы не промокнуть, но Ставрас, заметив его манипуляции, коротко цыкнул на него и шут быстренько все свернул.

По-видимому, кроме обучения ратному делу лекарь еще решил заняться и закалкой юного королевича, причем по всем правилам. Тот морщился, кутался в уже не спасающий плащ, но молчал, давно уже поняв, что со Ставрасом спорить себе дороже, и про себя мечтая о том, когда Шельм научит его каким-нибудь магическим штучкам, можно будет не ждать манны небесной, а самому укрыть себя от непогоды, да и друзей тоже.

Село оказалось неожиданно большим и разросшимся и даже имело свою собственную харчевню, по совместительству являющуюся и гостиницей. Но лекарь отчего-то целенаправленно повернул Шелеста в сторону от призывно горящего голубого магического фонаря, которыми издревле отмечались таверны, харчевни и прочие заведения такого толка.

Вот тогда Веровек не выдержал.

— И куда же мы теперь направляемся, а? — вопрос прозвучал обиженно и почти зло.

Лекарь коротко хмыкнул и зачем-то прижал к себе молчавшего Шельма одной рукой. Тот не протестовал, но явно особого восторга от его действий тоже не испытывал, но ему хотя бы хватало выдержки помалкивать.

— К одному человеку. В харчевне я вас обоих селить не намерен.

— Почему?

— Потому что на фоне заговора масочников, мало ли кто может заглянуть на голубой огонек. А раскрывать тебя, да и себя самого, мне бы в ближайшее время не хотелось. Все ясно?

— Ясно, — пробурчал Веровек, чувствуя себя виноватым зато, что оказался столь невоздержанным и повел себя так по-детски. — А долго еще до этого твоего человека?

— Не очень, — бросил лекарь и, наконец, отпустил шута, снова взявшись за поводья обеими руками.

— А что за человек? — полюбопытствовал Шельм, вздохнув свободнее.

— Потомок одного из древних родов драконоборцев.

— Кого? — Веровек и Шельм выдохнули изумленный вопрос одновременно.

— Вам о таких вещах даже не рассказывают, но когда-то драконы и люди были злейшими врагами. Откуда, думаете, все эти сказки про похищенных принцесс и прекрасных рыцарей, отправляющихся их спасать от злобного дракона?

— Злобного? Но в сказках же совсем не так! — запротестовал Шельм и Веровек явно был с ним в этом солидарен. От переизбытка чувств, они даже на дождь перестали обращать внимание.

— Да? И что же рассказывают вам над люльками? — поинтересовался Ставрас, как будто и сам не знал.

Хотя, мелькнуло в голове Шельма, может, и правда, не знал. Сам же сказал, что уже двести лет не следит за потомками королевского рода, а значит, касательства к человеческим, а не драконьим детям вообще не имеет.

— Ну, — шут переглянулся с королевичем и непривычно робко начал: — Обычно в сказках королева сама сбегает к дракону, чтобы тот защитил её от нежеланного жениха. Или, наоборот для того, чтобы жить вольготно, потому что имеет просто до отвращения скверный характер и даром с ним никакому принцу не нужна. Она измывается над бедным драконом, который её к себе в пещеру по доброте душевной впустил, пока не появляется отважный рыцарь, объединяется с драконом и вместе они эту стерву изживают из пещеры и отправляют обратно во дворец к батюшке-царю, а потом вместе отправляются в странствие.

— Как, однако, быстро меняется мир, — пробормотал Ставрас над самым его ухом и тяжело вздохнул.

— А как было когда-то? — взволнованно уточнил Веровек.

— А когда-то сказки были куда как правдивее.

— Например? — поддержал кровного брата шут.

— Вот ты сам мне как-то говорил, зачем дракону принцесса, так? Ведь не будь он бронзовым, он даже надругаться над ней не сможет.

— Ну, говорил, — стушевался шут. — Но это же была шутка!

— Знаешь, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. Дракону, даже бронзовому, в те времена человеческая принцесса уж точно была без надобности. По крайней мере, той, что вы себе вообразить можете.

— А той, что не сможем? — очень тихо уточнил шут.